Не могу сказать, что мне не предлагали использовать армейские навыки по прямому назначению. Было. И деньги сулили немалые. Нет, не за работу киллера, а всего лишь за службу в охране новоявленных "господ". Но моя свободолюбивая натура напрочь отвергала даже шальную мыслишку о возможности работать цепным псом. Служить – это одно; а прислуживать – совершенно иное…
– Ты мне кое-что обещал… Стас… – Девушку вдруг зазнобило и она укуталась в одеяло.
– Хочешь сказать, что сулил капусту!? – Несмотря на похмельный ступор, я сильно удивился – даже в полном отрубе я не страдал приступами щедрости, особенно когда в кармане свободно, не цепляясь даже за презренную мелочь, разгуливает вошь на поводке.
– Ну ты, в натуре, выдала… Я что, похож на потертого лоха, снимающего телок за бабки!?
– Я н-не г-говорю о д-деньгах… – У нее зуб на зуб не попадал, будто на дворе была не средина лета, а по меньшей мере конец декабря, когда в моей квартире температура выше двенадцати градусов не поднимается.
– Кончай базлать загадками. Мы с тобой не на телевизионной передаче "Что, где, когда, с кем и сколько?".
– Ты н-намекал, что у т-тебя есть к-кайф…
– Хочешь ширнуться? – Тут в моей пасмурной башке будто зажегся прожектор – ну конечно же!
Девушка затравленно кивнула.
Нет, я и впрямь совсем отупел после вчерашних посиделок в баре, если до сих пор не понял, что у девицы начинается "ломка". Но я хорош – ляпнуть такое, да еще черт знает кому…
– Ладно, жди… – буркнул я, поддавшись несвойственному мне в подобных ситуациях приступу жалости. – Я мигом…
На кухне, за съемной вентиляционной решеткой, у меня был мини-тайник, где хранились четыре ампулы морфия – на всякий случай. В отличие от некоторых моих сослуживцев по Чечне, я "дурь" не употреблял. И только в госпитале, после операции, мне поневоле пришлось почти неделю сидеть на игле, чтобы от боли мозги не стали набекрень. Уезжая на дембель, я захватил пакет с героином – весом около килограмма – и два десятка ампул с морфием: чего-чего, а разнообразных трофейных наркотиков наш спецназ во время операций попутно добывал немало. Большей частью мы это дерьмо уничтожали, но и свои интересы учитывали, благо отцы-командиры, прошедшие школу Афгана, на наши, с позволения сказать, "шалости", смотрели сквозь пальцы. Правда, из-за такого опасного груза мне пришлось пробираться в родные пенаты огородами, но если уж в мою башку втемяшится какая-нибудь блажь, то ее оттуда и колом нельзя вышибить.
Приехав домой, я первым делом отвез наркотики в деревню к деду Артему и, тщательно упаковав в полиэтилен и трехлитровую стеклянную банку, закопал под фундаментом сарая, оставив себе малую толику. Я запросто мог толкнуть свой трофей за весьма приличные бабки, но, во-первых, меня мало прельщала карьера наркоторговца, а вовторых, на гражданке, в отличии от боевых спецназовских будней, располагающих к философскому отношению к жизни и смерти, я начал подумывать и о "черных" днях, когда такая заначка может очень пригодиться.
Укол подействовал на девицу как удар молнии: сначала она без сил упала на подушки, а спустя несколько минут уже порхала по спальне, словно жаворонок, разыскивая свою разбросанную одежду.
– Больше нету, – предупредил я вопрос Ани, когда она, надевая платье, сначала посмотрела на использованный шприц, а затем перевела выразительный взгляд на меня. – Последняя. Батя болел… недавно помер. Врачи прописали…
И опять я безбожно солгал. Отец бросил нас с матерью, когда я учился в третьем классе. И с той поры я его не видел. Правда, деньги на мое содержание он присылал регулярно /мать заявление на алименты не подавала/ – но не более того. Уж не знаю, какая кошка пробежала между моими родителями, но, насколько мне помнится, до развода они жили, что называется, душа в душу. Наверное, мать так и не смогла оправиться после развала семьи, потому что спустя девять лет, истаяв, словно восковая свеча, тихо и как-то буднично сошла в могилу, оставив мне двухкомнатную квартиру и шкатулку с тремя тысячами рублей, которые она скопила тайком, отказывая себе в одежде и еде. К тому времени я уже служил в воздушно-десантных войсках, а потому, поразмыслив, решил связать свою дальнейшую судьбу с армией, так как на гражданке меня никто не ждал…
Едва за девушкой закрылась входная дверь, как тут же мне опять пришлось идти в прихожую, чтобы отреагировать на дребезжащий стон звонка. Кого там еще нелегкая принесла!? Или Аня-Маня что-то забыла?