Я проскользнул в прихожую как тень. Внутри офиса было тихо, но мне почему-то показалось, что комнатах кто-то есть. Марк? Я хотел было его позвать – и тут же прикусил язык. Осел! Тоже мне разведчик-диверсант, пусть и бывший. Ты еще отрапортуй по всей форме: старший прапорщик Сильверстов прибыл для получения пули в свою глупую башку!
Я затаил дыхание и прислушался. Нет, все-таки внутри кто-то есть! Двери в нашей конторе были массивные, дубовые – пушкой не пробьешь, но даже через них до меня донесся подозрительный шорох. Мыши? Не может быть – две недели назад к нам пожаловали сотрудники санэпидемстанции и вытравили всю подлую живность, включая рыжих муравьев и тараканов. Как говорится, проверено, мин нет.
Пригнувшись пониже, я наконец отважился и открыл вторую дверь, которая вела в наш с Платом кабинет. Он, как и положено в такое позднее время, был пуст, но шорохи усилились. И они раздавались из мастерской-лаборатории Маркузика. Теперь я явственно слышал еще и чье-то напряженное дыхание. Неужто у нас завелись призраки?
Я достал нунчаки и, плюнув на все предосторожности, бурей ворвался в комнату Марика, на ходу опрокинув стул и свалив на пол какие-то коробки, сложенные возле самой двери.
Картина, которая открылась передо мной, оптимизма мне не прибавила. Скорее наоборот.
Комнату освещала маломощная настольная лампа, и в ее тусклом желтом свете я первым делом увидел двух хмырей, которые возились с нашим компьютером. Один из них работал на клавиатуре, а второй стоял рядом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. В дальнем углу я заметил и Марка. Он сидел на полу, привалившись спиной к стене, и не подавал никаких признаков жизни. Убит!?
В моей башке будто взорвалась бомба. Я прыгнул вперед, как кот, и все же чуток опоздал: напарник спеца по компьютерам выхватил пистолет и направил его в мою сторону.
Наверное, мне просто повезло, что он по запарке забыл снять свою "пушку" с предохранителя. А когда хмырь с пистолетом был готов к стрельбе, я уже стоял рядом и, особо не придерживая руку, треснул его древним восточным оружием по кумполу. Он даже не охнул – отлетел в угол и в беспамятстве шмякнулся на пол, выронив оружие.
Второй при виде моей зверской физиономии испуганно икнул и, потеряв сознание от страха, медленно сполз под стол. Я не стал ему добавлять – паренек был хлипкий, в очках и очень молодой; он выглядел как вылитый киношный интеллигент.
Разобравшись с незваными гостями, я бросился к Марику. От моего прикосновения он тихо застонал и открыл глаза. Живой!
– Где я? Что со мной? – спросил непослушными губами Маркузик и, поморщившись, пощупал темя. – Голова болит…
– Она у тебя крепкая, заживет, – сказал я в ответ, едва сдерживаясь, чтобы не заорать от радости. – Ничего страшного, всего лишь ссадина. Шишка и немного крови. Кожа рассечена. Вставай, я помогу…
Несмотря на свой малый рост, Марик весил килограмм восемьдесят, и мне пришлось хорошо поднатужиться, чтобы поставить его на ноги.
– Шатает… – Марк сильно побледнел и повис на мне как непотребная девка на клиенте. – Я хочу… на диван…
От переполнивших меня радостных чувств я расслабился и забыл прописную истину диверсантов: проведя "зачистку", займи круговую оборону, и только потом принимайся за лечение ран. Даже подозрительный шорох сзади не привел меня в состояние полной боевой готовности. Я лишь сделал вялую попытку обернуться, но мне помешал совсем поплывший Маркузик; возможно, он и потерял сознание, однако вцепился за меня как утопающий за соломинку. Страшной силы удар по шее меня поначалу лишь парализовал, а второй – по голове – погрузил в полный мрак. Самое интересное, но в этот момент я почему-то увидел море и яхту – ту самую, из моей голубой мечты…
Пробуждение было долгим и нежеланным. Я упрямо не хотел открывать глаза, хотя и чувствовал, что меня хлопают по щекам и трясут словно соломенный куль. Наконец ктото додумался вылить на мою голову с полведра воды и я, разозлившись, заорал:
– Дам в морду!
Странно – мой крик прозвучал как шелест листвы, хотя я на свой голос никогда не обижался. Певец, конечно, из меня неважный, но в бою мои команды было довольно отчетливо слышно за километр.
– Стас, очнись! Сильвер, мать твою, не придуривайся! Пожалуйста, Стас…
Ну, надоели! Я был настолько зол, что сделал титаническое усилие и наконец поднял неимоверно тяжелые свинцовые веки, чтобы сказать нарушителю спокойствия все, что я о нем думаю.