Упомяни о черте… Постоялый двор был настолько захудалым, что паршивее некуда, едва ли не овечий загон, по неистребимой страсти к наживе кое-как приспособленный для ночлега путников. Может быть, он и в самом деле служил загоном еще римлянам. Но и здесь на крыльце в обществе пузатого кувшина угнездился монах, то ли пережидал здесь какие-то внутрицерковные распри, то ли собирал на восстановление отроду не существовавшего храма. А там и хозяин выскочил, стал суетиться вокруг путников. Как ни удивительно для такой глуши, где женщины обычно похожи на своих коров, рядом с ним суетилась более-менее смазливая толстушка, бог ведает, кто она ему там. Ну и местное наречие, конечно, — словно у них каша во рту, сразу и не разберешь слов.
С догов сняли на ночь шипастые ошейники, чтобы псы могли лечь. Они умостили тяжелые угловатые головы на лапы и равнодушно наблюдали, как Адриан подступает к толстушке со старой песней насчет драконоборцев. Ясно было, что и тут выгорит еще до темноты. Хмарь небесная понемногу рассеивалась, так что к утру могло и распогодиться.
Столом здесь служил отесанный длинный камень, вросший в землю неподалеку от крыльца, и рыцарь предпочел есть там — очень уж не понравилась хибара, где крыша могла в любой момент завалиться на голову. Он и ночевать решил под навесом, во дворе — не привыкать хлебнувшему походной жизни.
Ел он без всякого удовольствия, просто следовало, хочешь не хочешь, поплотнее набить живот, едучи на драку. Все эти дни он не прикасался к вину — не по какому-то там обету, просто из прихоти. А теперь потребовал кувшин, предусмотрительно, как путник с большим опытом странствий, пригрозив обрезать хозяину уши и еще что-нибудь, если проглотит с вином какое-нибудь насекомое. Хозяин заученно клялся всеми святыми, что никаких насекомых в его вине не встретится — в силу традиций семи поколений предков-гостеприимцев. Исчезновение Адриана с толстушкой его вроде бы и не волновало — то ли не способен был по возрасту служить святому Стоятти, то ли закрывал глаза на такие вольности. В силу традиций семи поколений.
Мясо проваливалось в желудок тяжелыми комьями, словно бы глиняными. Темнело, сползшая к горизонту серая хмарь сливалась с серыми перелесками, вот горизонт уже исчез, отовсюду понемногу выползали загадочные тени, ночные звуки зароились в прохладном воздухе, набухали, наливались белым звезды, и где-то беззвучным галопом кружила на перекрестках дорог, подстерегала припозднившихся несчастливцев призрачная Дикая Охота, покидала дневные убежища нечистая сила. Спят ли ночью драконы, или, глядя во тьму горящими глазами, наслаждаются короткими убогими мыслями о вреде, причиненном ими роду человеческому? Неужели дракон совсем близко?
— Уж это наверняка, — подтвердил незнакомый голос.
Рыцарь сообразил, что произнес последние слова вслух. Он поднял глаза на непринужденно усевшегося напротив монаха. Сердиться не было смысла — постоялый двор всегда на время размывает сословные различия, так уж повелось, все здесь одинаково гостя, сведенные случаем, и некоторая доля вольности в общении присутствует. К тому же рыцарь, хоть и старинного рода, не мог похвастаться принадлежностью к влиятельному племени завсегдатаев королевского двора. Это сказалось.
— Почему ты думаешь, что дракон близко? — спросил рыцарь хмуро. — Ты что, его видел? Вас ведь куда только не заносит… Видел? Или слышал что-нибудь?
— Не было необходимости видеть своими глазами.
— Может быть, у тебя есть волшебная ветка, как у лозоходцев, только не на воду, а на дракона?
— Нету, — сказал монах. — А жаль. Хорошо бы можно было заработать. Хотя… Видишь ли, мессир, дракона не так уж трудно искать. Нужно всего лишь, где бы ты ни проходил, внимательно прислушиваться к рассказам обитателей тех мест о драконах. Чем дальше ты от логовища дракона, тем фантастичнее россказни о нем. Чем ты ближе, тем больше сведения о нем приближаются к истине.
— Какой? — тихо спросил рыцарь.
— А вот прежде чем познать истину, человек должен знать, что такое истина, или знать по крайней мере, какой он себе эту истину представляет, — сказал монах, лениво зевнул и с прихлюпом высосал из кувшина остатки вина. — Истина, к сожалению, многолика и не всегда похожа на наши представления о ней. То, что у меня кончилось вино, — истина. Но то, что у меня есть еще кувшин, — тоже истина. Является истиной и то, что во времена прадедов наших прадедов, как гласят хроники, драконы встречались гораздо чаще. Может быть, этот, в здешних местах — последний в Европе. Очень похоже на то.