– Ага, а то я смотрю – все машины на месте, а людей нет… Вадик, бензинчиком не богат? Я тут спохватился, что до Шкарытово не дотяну, думал, плесну у Семена, а он уехал… Автолу-то у меня есть крошка, а вот бак сухой…
– Сейчас посмотрю, – Вадим заглянул в «уазик», достал канистру, встряхнул – глухо булькнуло, наполовину полная. – Я вот только не знаю, какой тут бензин…
– А, этот драндулет любой сожрет… Погоди, я автольчику плесну.
Он достал из коляски металлическую фляжку, стаканчик, наполнил его над горловиной бака и вылил внутрь. Вадим принялся лить туда бензин, удерживая канистру, чтобы не плеснула на одежду.
При этом, естественно, смотрел вниз – и сердце все же ушло в пятки. На левой штанине у него красовался широкий бурый мазок, еще не успевший просохнуть, – ясно, запачкался о жмурика, пока волок его в кладовушку. Нехорошее пятно, многозначительное для наметанного глаза, на самом виду… Заметил или нет?
Мать твою, и на правой руке…
Участковый поинтересовался:
– Ваши ребятки, часом, не стреляли? Вроде бы выстрелы только что слышались…
– Да нет, с чего бы? – ответил Вадим самым естественным тоном. – Вася машину заводил, скорее всего, выхлопы… Драндулет еще тот.
– Да и я подумал… У вас настоящая гулянка обычно к вечеру, а? Ты скажи Паше, чтобы малость приструнил, а то мне бабка уже жаловалась, как ваш лохматый ей по воротам стрелял. Нехорошо, надо бы, по-хорошему, на сигналы населения реагировать… По уму, с огнестрельным оружием до беды недалеко…
– А все, – сказал Вадим. – Ружьецо давно запаковали. Мы к вечеру в Шантарск, насовсем…
– Закончили?
– Ага, отпахались…
Участковый торчал у мотоцикла, не торопясь на него садиться. Убедившись, что бак полный и к месту назначения доберется без труда, страж закона стал благодушен и словоохотлив – принялся расспрашивать, сколько они вообще получают, стоит ли овчинка выделки… Вадим отвечал кратко, одновременно в мозгу пронеслось: ведь заметит в конце концов, а на прощание непременно начнет жать руку, испачкается в крови, пойдут вопросы… Неужели придется и этого? А ведь внутренне готов…
– Ва-адик!
Окно распахнулось, выглянула Ника, сладко потягиваясь – клетчатая рубашка нараспашку, обнаженные груди на обозрение. Притворившись, будто впервые увидела постороннего свидетеля, громко ойкнула, подалась в комнату, торопливо запахиваясь.
Участковый понимающе покрутил головой:
– Бона как… – и невольно проводил взглядом.
– Ага, – Вадим изобразил некоторое смущение, быстренько отступил, держась так, чтобы закрыть собственным туловищем окровавленную руку. – Ну, я пошел, а то тут…
– Спасибо! – крикнул вслед милиционер. – Всего!
Мотоцикл взревел. Уже зайдя в комнату, Вадим торопливо принялся вытирать руку подкладкой фуфайки.
– Я вижу, у тебя рука в крови, – торопливо пояснила Ника. – И глаза стали стеклянные, вот-вот заорешь или…
– Вздор, – сказал он в сердцах. – Я бы его положил в два счета, уже приготовился.
– Конечно, милый, ты же у меня великолепен и непобедим… – Ника наткнулась на его хмурый взгляд, поспешно замолчала. – Извини, что-то я… Вадик, у меня уже нет сил, поехали…
– Куда это? – с наигранным удивлением осведомился он.
– Как это – куда? В Шантарск, из этой проклятой виртуальности, на всех парусах…
Вадим, покачиваясь с пятки на носок, утопив руки в карманах – под правую ладонь то и дело подворачивалась, прямо-таки сама в п л ы в а л а рубчатая рукоятка пистолета, – долго разглядывал женушку, в конце концов пожал плечами:
– Кто-то поедет, а кто-то, может, и не поедет… Список экипажа, знаешь ли, еще не утвержден…
Открыл замок вьючника, обеими руками ухватил нераспечатанную цинку, понатужился и рывком опустил ее на пол. Принес из сеней топор, с приобретенной здесь сноровкой в несколько ударов вырубил прямоугольник – цинка только именовалась таковой, а на деле это было обыкновенное железо, не проржавевшее насквозь, но обветшавшее.
Поддел крышку уголком топора, отбросил. Словно тесто из квашни, выперла толстенная пачка купюр – огромных, наверное, впятеро превосходивших размером нынешние. Кошачьи усы пучеглазого Петра, улыбка Екатерины… Деньги даже на вид казались жухлыми, отсыревшими. Когда Вадим без всякого почтения вышвыривал их на пол с помощью того же топора, вся стопка вдруг разлезлась надвое, а упав на пол, рассыпалась еще на несколько кусков. Вполне вероятно, Калауров набивал ящики в спешке, потому и не завернул кредитки в кожу или хотя бы бумагу – или рассчитывал вернуться очень быстро.