Я только покачал головой – дурачина. Знал бы ты, что такое Волкодав в действии…
Будто проснувшись, Волкодав с разбега взвился в воздух и…
Не знаю, мне показалось, что он пощадил здоровяка. Хотя мог запросто размазать его мозги по асфальту. – Ну как? Волкодав сиял, как новая копейка.
– Вполне, – ответил я. – А теперь нам и впрямь нужно побыстрее сматывать удочки. – Сейчас посмотрю, что там с твоим корешем…
Волкодав нагнулся над потерявшим сознание Ведерниковым и быстрыми движениями ощупал все его тело.
– Что с ним? – спросил я. – Оклемается, – сказал он уверенно. – По-моему, переломов нет, одни ушибы. – Ему здорово досталось. – Не переживай. Менты народ живучий. – А я и не переживаю…
Транспортный самолет военной авиации летел на малой высоте, и нас с Волкодавом трясло как в лихорадке.
В иллюминаторы вливался постепенно меркнущий солнечный свет, и поднятые с пола воздушными потоками пылинки исполняли в оранжевом мареве беспорядочный, но искрометный танец, плавно закручивающийся в хоровод.
Под крылом проплывала подернутая вечерней красноватой дымкой земля, расчерченная квадратами и прямоугольниками полей и расцвеченная серебряным узорочьем речушек. Рев моторов отсекал все ненужное, наносное, и лишь одна мысль пульсировала в голове: что же дальше?
Я уже знал, что Ольгушка и Андрейка за границей и что у них все в порядке.
Было мне известно и где они находятся.
Я закрыл глаза, и величавые вершины Гималаев начали неторопливо разматывать передо мной зубчатое кружево заснеженных вершин.
Где-то там, у подножий высоких гор, в рощице на берегу бурной реки…
Самолет сильно тряхнуло.
Я посмотрел в иллюминатор: мы начали снижаться.
Внизу горели огни столицы, но мне почему-то показалось, что это глаза многочисленной и голодной волчьей стаи, вышедшей на кровавую ночную охоту.