– Потому что я пообещала Вересу не втягивать тебя в эту историю, а обманывать коллег непристойно, – нехотя призналась Катисса. – И теперь он меня убьет.
– Не волнуйся, я ему ничего не скажу, – пообещала я. Не из великодушия, а из самосохранения: меня, боюсь, колдун тоже по головке не погладит.
Магичка скептически хмыкнула и разлила по кубкам остатки вина. Но пить не стала – достала из кармана каменный кругляшок амулета, стиснула в кулаке и прижала к виску. Глаза женщины остекленели, губы беззвучно зашевелились: видать, докладывала коллегам-сообщникам, что переговоры прошли успешно.
Я не удержалась – снова шевельнула ушами, на сей раз целенаправленно.
Троица захмелела еще больше, потеряла интерес к женщинам и обрела его к подвигам. Пока, впрочем, дело ограничивалось хвастливыми воспоминаниями:
– …за мешком к борозде пошел, я копать продолжаю, и вдруг откуда не возьмись – хозяин! С вилами! Нацелил их мне в живот да как рявкнет: «Ты чего это тут делаешь?!» У меня с перепугу чуть душа по ногам не потекла. Все, чего придумать смог, – ткнул пальцем ему за плечо да как заору: «Гля, дракон!»
– А я, – давясь от смеха, продолжил второй, – тем временем подкрался к нему сзади, хлоп мешок на голову! Думал, удерем, покуда выпутываться будет, а он так в нем на гряду ирухнул – видать, решил, что все, конец ему пришел! Ну, я мешочек-то стянул осторожно, набил его картошкой, да деру. Эх, жаль, тебя с нами не было, вдвое больше б уволокли…
– Так давайте еще раз сходим! – предложил иззавидовавшийся третий.
– А че? Можно! – Парни громко чокнулись кружками. – Тогда в полночь у южных ворот, эге?
Моя улыбка понравилась Катиссе еще меньше оскала.
– Шелена, да в чем дело-то?
– Не обращай внимания, я о своем… И долго мы его будем ловить?
– Думаю, до вечерних колоколов, – подумав, решила магичка. – Лучше не рисковать. Ночь – его время, к тому же по потемкам разбойников на улицах и без некромантов хватает, не хотелось бы сгоряча истратить все УМЕ[2]на какого-нибудь воришку. Эх, узнать бы, где Римар днем отсиживается! Или хотя бы Вереса привлечь… ну, Ксандра на худой конец, он тоже неплохо кошек варит… в смысле в некромантии разбирается.
– А почему Ксандра нельзя? – Ночью я как раз чувствовала себя увереннее, лишних запахов-шумов меньше.
– Ну ты же понимаешь, он директор, ему нельзя надолго отлучаться из Школы…- По тому, как смутилась и потупилась Катисса, я поняла, что Ксандр эту авантюру тоже не одобрил.
– Ладно, – вздохнула я, принимаясь за курицу. – Вечером так вечером.
А чем заняться ночью я, кажется, уже знаю.
У Безника тоже вовсю кипела мыслительная работа. Дабы усилить творческие схватки, он слонялся возле стойки, бубня под нос и яростно жестикулируя, но название упорно отказывалось рождаться. Наконец корчмарь сдался и, сердито сдернув с пустующего стола скатерть, пошел вытряхивать ее на крылечко. Красное линялое полотнище несколько раз плеснулось на ветру, оросив сбежавшихся кур хлебными крошками, а потом Безник внезапно охнул и отскочил в сторону. Потянулся было захлопнуть дверь, но не успел. Выроненная скатерть изящно осела на пол, в корчму с ревом и топотом ворвался новый «посетитель»: огромный пегий бык с болтающимся в носу кольцом. Тот самый, с рынка – то ли его наконец купили, то ли отчаялись и повели домой.
Очутившись посреди сумрачного помещения, зверь поумерил пыл, наклонил башку и начал скрести копытом пол, словно интересуясь у оказавшегося ближе всех тролля, вкусное ли тут подают пиво. Безмолвный диалог глаза в глаза длился не меньше минуты. Бык сопел все громче, потом собрался с духом и замычал, красочно описывая, чего он сейчас тут со всеми сделает. Тролль немедленно огрел его по лбу бздынном, и пока ошеломленная скотина пыталась понять, что это было и продолжает быть (немузыкальный инструмент застрял между рогами), нырнул под стол и поставил его торчмя. Бык неуверенно боднул выросший перед ним забор, попятился, свернул несколько стульев, решил, что его подло атаковали сзади, и заскакал по корчме, взбрыкивая ногами, как не шибко умелая, но старательная танцовщица. В роли пышной юбки выступал длинный хвост с сосульками навоза. Восторженные зрители жались к стенам, норовя прошмыгнуть вдоль них к дверям.
Тут до корчмы наконец добежал владелец быка.
– А ну иди сюда, глупая скотина! – злобно гаркнул он с порога.
Бык послушался. Селянин почему-то не обрадовался, проворно развернулся и, поддетый под зад бздынном, улетел в лужу перед забором. Подсохшие струны пропели ему вслед что-то траурно-извиняющееся.