66 
Кто бы в этом сомневался…
Сегодня Усика Сарафяна не было. Усевшись за свободный столик, Олег сделал заказ и с интересом огляделся. «Олимп» был тот же и в то же время какой-то другой. Присмотревшись внимательней, художник понял, что его смутило.
Усик-Сусик заменил стойку бара. Вместо прежнего деревянного короба сверкало никелем экстравагантное суперсовременное сооружение, дизайнерский изыск. Новая стойка подходила мрачноватому полуподвальному помещению как корове седло.
Не успел Олег выпить первую рюмку, как в бар ввалилась четверка закадычных дружков. Вавочкин, Шуршиков, Прусман и Хрестюк уже были слегка навеселе. Наверное, зашли в бар добавить, понял Олег.
Поднявшись, чтобы привлечь к себе внимание, он позвал их, повысив голос, так как в «Олимпе» было шумно.
– Здорово, Олежка! – с чувством потряс ему руку Вавочкин. – Сто лет тебя не видел.
Он говорил, а его глаза были прикованы к столу, который Олегу накрыли по высшему разряду.
– Привет, – доброжелательно сказал Шуршиков, и рука Олега утонула пухлой, словно перина, ладони писателя.
– Да-а, нам так не жить… – с подковыркой бросил Прусман, но его рукопожатие было крепким и вполне дружеским. – Такой коньяк пивали только баре…
А Хрестюк полез обниматься. С чувством облобызав Олега, он не без пафоса выдал несколько стихотворных строк:
– Шаги в опустевшем доме. Как холод внезапный – летом. В оконном застыл проеме художник – автопортретом. Чертовски рад лицезреть твой нордический лик, дружище!
– Взаимно, – ответил Олег и сделал рукой приглашающий жест. – Присаживайтесь. Сегодня я угощаю.
– Хорошие слова и, главное, вовремя сказанные, – обрадовался Вавочкин и плюхнулся в креслице рядом с Олегом.
Остальные тоже не стали церемониться, и вскоре за столом воцарилась привычная атмосфера дружеского застолья.
Впервые за долгие дни и недели Олег почувствовал себя в своей тарелке. Он шутил, смеялся, его подкалывали, он тоже не оставался в долгу… Никто из четверых друзей-приятелей не заискивал перед ним, не пел дифирамбы, не заставлял рассказывать, как у него прорезался талант, признанный на международном уровне.
Обстановка за столом была, как прежде… ну, может, чуточку не такая, менее искренняя, но все же, все же…
Художник увидел ее, едва она вошла в бар. Она остановилась на пороге и осмотрелась. Ее безразличный взгляд скользнул поверх голов, лишь на миг зацепившись за внезапно побледневшего от какого-то предчувствия Олега, который слегка привстал. Затем она прошла к стойке бара, где села на высокий круглый стульчак и что-то себе заказала.
С этой минуты бар для Олега стал пустым. Вокруг мельтешили какие-то полупрозрачные тени, Хрестюк начал читать свои новые стихи, но его слова доходили до художника словно сквозь толщу воды и звучали глухо и невыразительно, а светильники начали мерцать как звезды, освещая своим холодным неземным светом только ее.
Кто она? – вопрошал сам себя Олег. И по дорогой одежде, купленной явно не на вещевом рынке, и по поведению девушки было видно, что она – не путана. Ей уже минуло немало лет, где-то около тридцати; возраст натурщиков художник определял с большой точностью.
Это женщинам только кажется, что различные косметические ухищрения и подтяжки кожи лица делают их моложе. Приятное во всех отношениях заблуждение. Пусть их.
Но человека проницательного, в особенности художника, которому довелось сделать сотни рисунков живой натуры, трудно провести. Одна маленькая морщинка на все еще точеной, «лебединой», женской шее может рассказать ему многое, и даже подчищенная дата рождения в паспорте не сможет поколебать мнение специалиста.
Что она забыла в баре, который ну никак нельзя было назвать популярным и престижным среди состоятельных горожан? Эта мысль не давала Олегу покоя. И почему она одна…
Девушка была красива. Но не той броской красотой, на которую так падки глянцевые журналы или различные конкурсы красоты, а какой-то домашней, мягкой и светлой. Да и ее параметры не подходили под общепринятые стандарты.
Она была невысокого роста, но фигуристая. Черные волосы девушка заплела в короткую толстую косу и перевязала алой шелковой лентой. Но особенно поражали ее ножки. Они были совершенной формы. Такие ноги имели древнегреческие богини, изваянные в мраморе.
К глубокому сожалению и недовольству художника, девушка привлекла не только его внимание. Пока он пребывал в некотором замешательстве, заключавшемся в вечном вопросе русских интеллигентов «что делать и как быть?» – подойти к ней прямо сейчас или чуть позже, девушку окружили несколько парней, наперебой предлагая ей свою компанию.
66 
