– Как мне хочется вам помочь, молодой человек… – Секретарь, которого, видимо, отпустило, повеселел и даже перестал массировать живот. – Но каким образом? Хотя, впрочем… постойте… – Он опять потянулся к телефону. – Алло! Николай Федорович? Нет? А где Попов? Так переключите… Николай Федорович, зайди ко мне, есть дело. Случай, возможно, по твоему профилю…
Мужчина, вошедший в кабинет неслышной поступью хорошо тренированного человека, скорее всего, был военным. Ему уже стукнуло лет тридцать, может немного больше, а его выправке позавидовал бы и кремлевский караул, некогда стоявший у Мавзолея на Красной площади.
– Вот такие, как видишь, пироги… – закончил рассказ о моих перипетиях секретарь посольства.
Пока секретарь вкратце излагал дело, Попов сидел с безучастным выражением лица, иногда поглядывая в мою сторону внимательно и как бы оценивающе.
Судя по тяжелому взгляду и нескольким, уже едва видимым, шрамам на лице и руках, Николай Федорович до назначения в Катманду не отсиживался по кабинетам, добывая себе карьеру среди пыльных папок и скоросшивателей.
– Я проверю, – коротко резюмировал он услышанное. – Зайдите к нам дня через два. Деньги у вас имеются?
– На первое время хватит.
– А как с жильем?
– Пока не определился.
– Наша гостиница, к сожалению, забита, ни одного свободного номера…
– Ничего, где-нибудь устроюсь.
– Но я бы вам рекомендовал остановиться в "Лхассе", – продолжал, будто я и не перебивал его речь, Попов. – Я туда позвоню и напишу записку. На всякий случай. Правда, вам необходимо хоть какое-то имя… скажем, Иванов Алексей Иванович. Запомнили? Просто и по-русски – дальше некуда.
– Спасибо, спасибо… – Я был искренне тронут его заботой.
Он оказался единственным человеком, который, долго не размышляя и не задумываясь о дипломатических вывертах, протянул мне руку помощи. Особенно ценной была его протекция в гостиницу – я уже удосужился узнать, что без документов можно устроиться на ночлег разве что возле фонтана на площади.
Когда я вышел из посольства, уже вечерело.
Волкодав
На встречу со связником я пришел на целый час раньше.
Не то чтобы мне не терпелось – хотя и этот фактор присутствовал, так как от надежной связи зависело многое, – а больше по причине гораздо прозаической: я просто обязан был "прополоть" поле нашей встречи от разных нежелательных "сорняков".
Ведь никто не мог дать мне гарантий, что по моему следу опять не пойдут "торпеды" какого-нибудь не подчиняющегося Кончаку отдела. И я еще не знал, как прошли переговоры наших толстозадых – о снайпере уже успел доложить полковнику по спецсвязи – и какие решения они приняли.
Мало того, не имея материалов, какими располагал Кончак, я до общения со связником даже не предполагал, кто именно заинтересован в моем устранении и срыве операции "Брут" и по какой причине.
Могло быть что угодно: ошибка, навет, провал какой-нибудь другой операции, где могло всплыть и мое имя (чтобы во избежание осложнений утопить его навсегда), наконец, двойная игра самого шефа – такой вариант я тоже не исключал, хотя вслух ему говорить не рискнул бы.
Короче говоря, предположений было море, а вот жизнь моя – всего одна. Поэтому я и цеплялся за нее руками, ногами, зубами и вообще – чем и как только мог…
Его я узнал сразу. И не поверил своим глазам – не может быть!
У газетного киоска, как обычно балагуря, на этот раз с миловидной киоскершей, стояла оглобля; а не признать в нем моего бывшего подчиненного по Афгану, сержанта диверсионного подразделения Акулькина по фронтовой кличке Акула, было просто невозможно.
Я знал, что он в свое время попал в плен к душманам, бежал, затем долго скитался по заграницам, был даже инструктором спецподготовки в лагере наемных убийц где-то в Южной Америке, а потом вернулся домой, и в конце концов, после многократных проверок, опять ступил на диверсантскую стезю уже в системе ГРУ – такими спецами даже Расея-матушка в последнее время перестала разбрасываться.
– Чтоб я сдох! – воскликнул, завидев меня, Акула. – Старлей! Ну, бля, и дела…
Так он кликал меня по военной привычке, хотя я уже дослужился до майора, а ему, насколько я был информирован, недавно присвоили звание лейтенанта и даже наградили – что-то он там отмочил эдакое геройское, но, понятное дело, совершенно секретное.
– Здорово, сукин сын! – Мы обнялись так, что кости затрещали. – Не ожидал… – Я, что называется, обалдел.