– У нас допрос, а не урок литературы!
– Извините.
– Тогда я, с вашего позволения, продолжу?
– Конечно!
– В деле записано, – он открыл папку. – «Неудачно упал на садовый нож».
Я вздохнула и спросила:
– Сколько?
– Вы что себе позволяете?!!!
Он вскочил и забегал по кабинету. Я молчала. Я сказала то, о чем он подумал, но он почему-то начал кричать, бегать из-за угла в угол, грозить мне статьей. Я прекрасно знала, чем все закончится: он возьмет деньги. Для этого все здесь так и устроено. И вообще в нашей стране. Все вопят о коррупции, о том, что надо за нее сажать, только других. Сами же преспокойно берут взятки. Чем больше кричат, тем больше берут. Я не наивная девочка, два месяца назад мы это уже проходили.
Теперь умерла моя мать. Разумеется, надо дать.
– Я вас в тюрьму засажу! – прокричал он в последний раз и сел. На стул, разумеется, не за решетку. Пока.
– Что дальше? – спросила я.
– Отвечайте на заданные вопросы.
– Хорошо, задавайте.
– При каких обстоятельствах умер любовник вашей матери?
– Вам не кажется, что это кощунство, задавать такие вопросы? Она все-таки моя мать, – тихо сказала я. – И я страдала.
– Оттого, что ее любовник был моложе вас? – язвительно спросил мент.
Я молчала.
– Я засажу вас за убийство, – пообещал он.
– Сколько? – спросила я.
На этот раз он не кричал. Он вздохнул и спросил:
– Вы, быть может, не знаете, что наша беседа записывается?
– Ах, понятно! – сообразила я. – Делиться не хотите.
Я подумала, что он меня сейчас убьет. Но тогда его посадят. Ах, нет, я забыла! Им же ничего не бывает. Что бы они ни делали, не бывает, и все тут. Но он ведь не может убить меня прямо здесь, в своем кабинете? По его лицу я поняла: не может. И успокоилась. Могу так и продолжать: без пауз.
«Интересно, сколько времени он продержится?» – прикинула я.
– Ваша мать дала взятку, чтобы закрыли дело? – прошипел Павел – без паузы – Юрьевич. – Кто ей помог?
– Некоторые ваши коллеги догадались, что кнопки на телевизионном пульте существуют для того, чтобы переключать каналы, – ляпнула я очередную глупость, потому что он позеленел от злости. – И поэтому они в курсе, кто такая Марина Минина. Это большей частью относится к вашим начальникам, к тем, кто занимает важные посты. Они даже не представляют, как выглядит книга.
– Вы мне угрожаете? – он опять вскочил.
Что с ним прикажете делать? В каждой моей фразе он ищет двойное дно, как в чемодане с контрабандой. Он на сто процентов уверен, что я перевожу запрещенный товар или, того хуже, оружие и наркотики. Его взгляд-рентген тщетно пытается вскрыть воздух. Милый Павел, пауза, Юрьевич! Там нет двойного дна! Я тебе не угрожаю! Просто я собираюсь дать то, что ты хочешь. Ты ведь жаждешь денег? Все жаждут. Так зачем же упрямиться, кричать и топать ногами?
– Вам это дорого обойдется, Ариадна Витальевна.
– Я знаю.
– Сейчас не те времена.
– Что, рубли больше не берут? Не беспокойтесь: у меня и доллары есть. Или вы предпочитаете евро?
– Факт предложения взятки будет зафиксирован в протоколе, – проскрипел он. – Продолжим допрос.
– Хорошо, – легко согласилась я. И закинула ногу на ногу: – Продолжим.
Недавно умерла моя мать, и я ее действительно любила. Я даже готова сесть за эту любовь. В тюрьме, наверное, не так плохо. То есть там плохо, но об этом снимают всякие фильмы с налетом романтики. Говорят, что тюремная дружба самая крепкая. У меня нет вообще никакой. Так, может, попробовать?
– Я полагаю, что одно вытекает из другого, – сказал он, глядя в мое декольте, – самоубийство вашей матери (пока мы остановились на этой версии) из убийства ее любовника, Егора Варламова.
– Какого убийства? Дело-то закрыли! И там об убийстве не было ни слова! У меня плохое чувство юмора, но зато хорошая память.
– Мне всегда подозрительно, когда нож в спине называется «отсутствие состава преступления». Ваша мать показала, что в тот день они были на даче вдвоем. Она и Егор Варламов.
Я пожала плечами:
– Они всегда были вдвоем.
– Где ж она его подцепила?
Ого! А это уже не похоже на допрос! Это, простите, Павел, без паузы, Юрьевич, прямо-таки бабское любопытство! И тон… Ах, что за тон! Даже журналисты, трудящиеся на ниве желтой прессы, деликатнее. Они ее пашут любовно, ручками возделывают, а не прутся комбайном в грядки, как вы. Это ж не морковка, это любовь, хотя они и рифмуются.
Я постаралась успокоиться.