После страстного зова, заставляющего кровь слушательницы быстрей струиться по жилам, следовало пробудить в ней чувствительность и сострадание.
Вторым номером, после оглушительных аплодисментов, Алеша затянул «Лучинушку». Ничего, что Клара не понимала слов. Что это за песня, в которой текст требует перевода? И так ясно: погибает человек без любимой, жизнь не мила, и спасти его от гибели в сей роковой миг может лишь взаимность.
На глазах у танцовщицы выступили крупные слезы. Поняла, она поняла!!!
Всецело захваченный музыкой, певец не видел ничего кроме этих сияющих, направленных только на него глаз. Он не заметил, как поднялся и направился к выходу Зоммер, как выкатили инвалида, как аккомпаниатор кивнул Лютикову.
Тот пропустил мимо себя президента биржи со всей его свитой, плавно развернулся на каблуке, двинулся следом.
Задание у Лютикова и Никашидзе было такое: проверить, нельзя ли захватить Зоммера поздним вечером, когда он возвращается с ужина к себе на виллу.
Но Зоммера охраняли превосходно
У входа почтенного коммерсанта поджидали два авто: роскошный «роллс-ройс» и американский «форд-фаэтон» для охраны.
Завидев патрона, шофер «роллс-ройса» выскочил навстречу. Двое охранников, дежуривших у подъезда, встали справа и слева. Остальные, явно действуя по инструкции, сопроводили Зоммера и Жубера до машины, после чего сели в «форд».
С места оба автомобиля тронулись одновременно. Лютиков, внимательно наблюдавший весь этот балет из-за колонны, сорвался с места и нырнул в открытую дверцу «бельвилля», стоявшего в стороне.
— Грамотно работают, — заметил Никашидзе, заводя мотор, — Видал, как они все сектора прикрыли, когда объект усаживали?
Уголовник сплюнул:
— Мартышки дрессированные. Чую, возни будет…
«Бельвилль» длинной черной тенью пролетел по аллее, за воротами пристроился на умеренной дистанции от «форда».
Фар Никашидзе включать не стал.
— Всё записывай, — сказал он. — Секунда в секунду. Я говорю, ты глядишь на хронометр — и в блокнот.
— Не учи ученого.
— Какой ты ученый? Урка с Лиговки, — беззлобно проворчал грузин. — Пиши: скинул скорость до двадцати, повернул налево…
«Очаровали вы меня»
В перерыве Алеша сидел в маленьком, отгороженном шторами закутке позади сцены и пил теплый «цаубертренк» — старинный оперный эликсир для размягчения и укрепления голосовых связок: красное вино со сливками.
Из зала доносилось пение Булошникова, заполнявшего паузу. Высокий, разудалый голос выводил:
- Очаровательные глазки,
- Очаровали вы меня!
- В вас много жизни, много ласки,
- В вас много страсти и огня.
Время от времени на сцене начинался род землетрясения — это «Василиса», подбоченясь, пускалась в пляс. Судя по поощрительным возгласам, определенная часть аудитории не осталась равнодушной к монументальной красоте русской Венеры.
Концертмейстер отчаянно колотил по клавишам, частенько попадая не на ту, на какую следовало. Штабс-ротмистр беспокоился за Лютикова и Никашидзе, что сказывалось на качестве аккомпанемента.
А вот унтер-офицер Романов, увы, думал не о задании Отечества. Честно пытался пробудить в себе чувство долга — не получалось. Хотелось лишь одного: подкрасться к занавесу и подглядеть за Кларой. Что она? Неужели снова кокетничает со своим Д'Арборио?
Алеша посмотрел в зеркало на свое разгоряченное лицо, поправил прическу, пригладил светлый, не успевший как следует отрасти ус.
И вдруг пред ним предстало волшебное видение.
Штора качнулась, в каморку проскользнула мадемуазель Нинетти, в своей газовой накидке похожая на фею, порождение прозрачного эфира.
Не зная, верить ли глазам, Романов обмер.
Нет, это происходило наяву!
Она подошла сзади и глядя через зеркало ему в глаза, воскликнула с очаровательным акцентом:
— Ах, как вы пели!
— Вы знаете по-русски? — только и нашелся пролепетать потрясенный Алеша.
Картинка 12
— Я романка… румынка, да? Когда девочка, немножко жила в Кишинеу. Нинетти — мое еденное имя, да?
Он поправил:
— Сценическое…
Надо бы обернуться, но Алешу сковал иррациональный страх: вдруг, если он хоть на мгновение отведет взгляд, она исчезнет? Так и смотрел на нее в зеркало.