44 
– Вы совершенно свободны, но вот одних вас я отпустить не могу. Генерал сказал, что вышлет группу сопровождения. А вы пока передохните, в порядок себя можете привести. Велено создать все условия.
– Отдых – это хорошо, тем более заслуженный. С превеликим удовольствием.
– Тогда собирайтесь. Переведу вас в нормальное место. Там и помыться можно, и покушать. Что скажете?
– Скажем спасибо.
Так что уговаривать ему не пришлось. Мы с огромным удовольствием покинули опостылевший изолятор. Ашот Амаякович поселил нас в комнате при администрации. Там были две нормальные кровати и даже постельное белье. Признаюсь, я давно забыл, что это такое, и с благоговением потрогал белоснежную простыню и наволочки.
– Живут же люди…
Две женщины наносили теплой воды. Я быстренько помылся, вытерся пушистым полотенцем и, испытывая неописуемый кайф, присел на кресло. Скоро появилась Лило в банном халате, раскрасневшаяся и оттого еще более соблазнительная.
– С легким паром!
– Спасибо, – ответила она. – Тебя тоже с легким паром.
Я поблагодарил.
Она присела к зеркалу и принялась расчесываться. Я облизнулся, как кот на валерьянку. Эх, хороша Маша! Жаль, что не наша. Хотя будем посмотреть. Вся ночь впереди: вдруг подует ветер перемен и на башне неприступной крепости появится белый флаг. С другой стороны, кто знает, чем оно все закончится. Вдруг втюрюсь по уши, а нам на Центральной прощаться. Дан приказ ему на запад…
Я заставил себя перейти на нейтральную тему:
– Скоро принесут покушать. Знаешь, я бы тут, наверное, остался. По сравнению с моими апартаментами на Двадцатке это просто рай.
– В рай попасть никогда не поздно, – наставительно произнесла девушка. – Вот только вряд ли нам разрешат здесь задержаться.
Я кивнул:
– Да, похоже, Генерал и впрямь тобой не на шутку заинтересовался. Не знаешь, с чего это он воспылал таким любопытством?
– А ты у него спроси, – посоветовала Лило.
Я фыркнул:
– Ага, так он мне и ответит.
Девушка пожала плечами:
– Извини, я тебе больше ничем помочь не могу.
– Слушай, Лило, откуда такая секретность? Куда ни ткни, сплошные загадки, и, заметь, без ответов.
Девушка молча легла на свою кровать и накрылась одеялом.
– Не хочешь говорить, не надо, – пробурчал я, злясь на собственное бессилие.
Ну не пытать же ее, в самом деле!
Я взбил подушку, поудобней устроился на лежанке и моментально отключился.
День выдался холодным. Ледяной ветер обжигал лицо, косые струи дождя ударяли по прорезиненному костюму химзащиты. Отец когда-то в таком ходил на зимнюю рыбалку. Я пока не вырос, и меня с собой он не брал. Возвращался красным не то от мороза, не то от принятых боевых ста грамм, которых на самом деле могло быть гораздо больше. Мать всплескивала руками. Отец целовал ее, потом подзывал нас с сестрой, по очереди брал в сильные руки, прижимал к себе, поднимал до потолка. Он был очень сильным. Любил шутки, веселье, компанию. Мы часто принимали у себя гостей…
– Ты чего застрял? – толкнул меня в спину Толик.
– Да так, вспомнилось кое-что, – зачем-то стал оправдываться я.
– Иди, нечего дорогу загораживать, – забурчал Толик.
– Раскомандовался тут!
Я хотел выразиться покрепче, но потом передумал. В сущности, Толик прав. Времени мало, надо спешить.
Наверху дышалось намного легче, воздух здесь хоть и отравленный, но намного вкусней затхлой атмосферы подземки. Интересно, почему так? Цианистый калий, к примеру, отдает миндалем, а ведь страшный яд. Неужели чем опаснее вещь, тем она привлекательней в глазах человека? Не всегда, конечно. Большинство тварей на поверхности не вызывают ничего, кроме страха и отвращения. Хотя причина тут может быть в другом. Мы смотрим на них с более низкого звена пищевой цепочки. Те, кто повыше, возможно, наслаждаются сейчас грациозным полетом гарпий, сокрушительной силой горилл-йети. А мы… мы смотрим на них, как зажатый в угол мышонок на вечно голодного помойного кота. Еда не может любить того, кто намерен ее съесть. А гарпии не едят, они не смакуют пищу, они разрывают ее на части и отвратительно жрут. Меня передернуло.
Я поводил глазами по окрестностям. Пока все гладко, путь открыт. Почему-то я был уверен на все сто, что так оно и должно быть. Никаких опасностей – сегодня мой, вернее, наш день.
И вдруг что-то засосало у меня под ложечкой, махонький такой червячок сомнения.
44 
