Вернулась она уже на закате, усталая и разочарованная. Путь, суливший скорое разрешение загадки, завел ее в тупик. Кто-то никогда не знал солдатской вдовы Ерофеевой, кто-то помнил ее, но не помнил бани, а еще кто-то и вовсе оказался пришлым человеком, хоть и носил то же имя, что значилось на старом плане предместья. Как и опасалась княжна, расследование ее закончилось в самом начале, и за ужином она была так мрачна, что напугала даже толстокожего немца. Чтобы он успокоился, ей пришлось притвориться веселой и дотемна играть на клавикордах, развлекая тевтона.
Всю ночь княжне снился какой-то мрачный вздор, а наутро ее поджидал неожиданный сюрприз: выйдя к завтраку, она обнаружила за столом герра Хесса, который, сияя своей тевтонской улыбкой, объявил, что сегодня никуда не пойдет — разве что прогуляться по городу. «Работа не волк, в лес не убежит», — старательно процитировал он русскую поговорку и захохотал, весьма довольный собою.
Княжна в ответ улыбнулась, и ей показалось, что так, наверное, могла бы улыбаться змея, готовая ужалить. К счастью, со стороны это не было видно — во всяком случае, немец ничего не заметил, сочтя улыбку княжны ответом на свою остроту.
— В таком случае, — продолжая мило улыбаться и даже смущенно потупив глаза, сказала Мария Андреевна, — быть может, вы, любезный Павел Францевич, выполните свое обещание и дадите мне один из давно ожидаемых мною уроков?
В лице Хесса ничто не дрогнуло, но княжна могла бы поклясться, что на миг немец растерялся, не зная, что ответить. Похоже было на то, что, занятый какими-то своими делами и заботами, гость Марии Андреевны совершенно позабыл о данном ей обещании и, получив столь прямое напоминание, был поставлен в тупик. Впрочем, все это могло быть плодом фантазии княжны — фантазии, подстегнутой смутными подозрениями, которые она уже в течение нескольких дней питала в отношении немца.
Улыбка немца застыла всего лишь на долю секунды, сделавшись похожей на болезненный оскал раненого зверя; в следующий миг Хесс всплеснул пухлыми ладонями и его улыбающееся лицо изобразило восторг.
— Майн готт, натюрлих! Конечно же, да! С удовольствием! Я готов, фройляйн Мария. Вы можете прямо сейчас послать прислугу в лавку за всем необходимым. Для начала нам понадобятся карандаши, бумага и специальный уголь, именуемый сангиною.
Княжна снова блеснула яркой улыбкой.
— Вы недооцениваете меня, Павел Францевич, — сказала она. — Все давно готово, дело только за вами.
— О майн готт! — воскликнул немец. — О такой ученице можно только мечтать! Признаюсь, мне не терпится приступить к делу.
— Мне тоже, — не покривив душой, сказала княжна. — Но сперва давайте закончим завтрак.
— О да, — с важным видом кивнул герр Пауль. — Плотный завтрак — наилучшая основа для любого начинания.
Он держался так просто и естественно, что княжна устыдилась собственных подозрений. Однако у нее имелся отличный способ проверить правдивость и искренность немца, не задев при этом его чувств. Как только с завтраком было покончено, Мария Андреевна принялась методично осуществлять свой план.
Она проводила немца в просторную, хорошо освещенную комнату во втором этаже — ту самую, которую она еще до знакомства с герром Паулем Хессом планировала отвести под студию. Здесь действительно имелось все необходимое для занятий рисунком, и не только: войдя сюда, немец первым делом увидел у стены напротив окна мольберт, на котором стоял подрамник с натянутым на него и уже загрунтованным холстом. Рядом на подставке стоял поясной портрет пожилого сухощавого человека в генеральском мундире, усеянном орденскими звездами. Твердое, волевое лицо этого человека обнаруживало черты фамильного сходства с обликом княжны, из чего следовало, что изображенный на портрете генерал есть покойный князь Александр Николаевич Вязмитинов. Здесь же стоял наготове лакированный ящик с красками; глиняный кувшин на полке щетинился кистями разнообразных форм и размеров; словом, если в этой студии чего-то и не хватало, так разве что художника.
Войдя в студию, Мария Андреевна сразу же повернулась лицом к своему гостю, чтобы не пропустить его первую реакцию. Ее предусмотрительность была немедля вознаграждена: при виде загрунтованного холста размером с хорошую кровать круглая физиономия немца на миг вытянулась, приобретя определенную продолговатость.
— Что с вами, Павел Францевич? — спросила княжна. — Я что-то не так сделала?