– Серый, кончай, они свои!
– Может, тебе и свои, а мне они не друзья.
– Погоди, Серый, – сказал Мамонтов, делая шаг. Ствол пистолета смотрел ему прямо в лоб, но Петровича это ничуть не смущало. Он прекрасно знал, если бы у Сергея была цель положить его прямо на веранде, он не стал бы медлить ни секунды. К чему упускать шанс? Патронов в обойме хватило бы на всех, хватило бы и на контрольные выстрелы в головы. Но контрольные выстрелы Дорогину делать не стал бы, каждая пуля была бы смертельной.
Рука с пистолетом медленно опустилась вниз, и уже как хозяин Сергей бросил:
– Садись, Петрович, поговорим.
– Пошли вон! – рявкнул Петрович на свою охрану. – А ты, Антон, собери нам на стол. Чувствую, разговор у нас будет непростой.
– Стола-то нет, – отозвался Хрусталев, – стулья тоже побили.
– Возмещу, не волнуйся.
– Стол – не вопрос.
Из дома Антон принес стол, застланный белой скатертью с незатейливой вышивкой по углам, быстро принялся накрывать. Хотел поставить три рюмки, но потом понял, ему в разговоре участвовать не придется. Поставил две, взглянул на Петровича – сделал правильно, тот одобрительно кивнул.
Дорогин, сидя на скамейке, взял пистолет за ствол и подал его Петровичу:
– Твоя пушка, мне чужого не надо, я привык обходиться без оружия.
– Видал!
– Я бы на твоем месте охрану заменил, – посоветовал Дорогин.
– На каждого умельца находится мастер. И на тебя управу можно найти, поэтому и не предлагаю идти работать ко мне.
– Я бы и не пошел, у меня своих дел по горло.
– – Богатым ты не выглядишь, но и на бедного не тянешь.
Хрусталев спиной открыл дверь, как тень исчез в недрах дома и затаился, как таится кот, боящийся чужих в доме.
Петрович сам взял бутылку водки. Рука его была мощная, казалось, сожми он бутылку – и стекло хрустнет в пальцах. Рука не дрожала. Муму почувствовал, что Петрович успокоился и можно поговорить. Он ощущал уважение к себе со стороны Мамонтова. – – Чего тебе надо? – наполнив рюмки, задал вопрос Петрович. – Может, знаешь, чего я не знаю?
– Вряд ли.
– Тогда давай за знакомство выпьем и поговорим.
– Пить не буду, за рулем.
– Принципиальный ты мужик.
– На том и стою.
– Что тебя сюда привело? Только не юли, говори правду.
Сергей немного помедлил, вытащил из кармана пачку сигарет, предложил Петровичу. Закурил.
– Ищешь?
– Ищу, – признался Дорогин.
– Что-то или кого-то?
– Человека ищу.
– Наверное, дорожишь ты этим человеком. Женщина, что ли?
– Женщина, – признался Сергей.
Петрович немного напрягся, его плечи сжались, он весь набычился, словно готовясь к прыжку. Разговоров, о женщинах он не любил, от них одни неприятности. Ведь могло оказаться, что жена, дочка или сестра незваного оказались втянутыми в порноиндустрию.
– Что за женщина?
Дорогин, ничего не утаивая, рассказал Петровичу почти все. Тот внимательно слушал, вначале напряженно, затем лицо его стало абсолютно спокойным, на губах появилась улыбка, глаза заблестели. К похищению журналистки ни он, ни его люди не имели отношения, как и к производству злополучного фильма.
– Значит, поделом Сильвестру! Не хрен ворованным торговать! За это и поплатился. Придурок! Великаном себя называл, недоросток!
В словах Петровича не было ни толики жалости. Он говорил о Сильвестре, как хозяин говорит о случайно попавшей под колеса проезжающего автомобиля курице, и таких куриц у него без счета.
– Вот что я тебе скажу, Дорогин, к твоей журналистке ни я, ни кои люди никакого отношения не имеем. И к фильму тоже.
– Кто имеет?
Петрович передернул сильными плечами, вытер испарину на лбу, налил себе еще рюмку водки. Одним глотком выпил, закусил соленым огурцом.
Сергей ждал.
– Насчет террористов из «русского порядка» я тебе конкретно не скажу, с этой публикой не вожусь и водиться не собираюсь. Меня не политика, а деньги интересуют. Но и мне не верится, что журналистку придурки украли. Они горазды народ пугать, могут бомбу подложить, гранату взорвать, но людей брать в заложники… Это или чеченцы, или арабы умеют. Люди вроде меня этим не занимаются.
– Я и не сказал, что она у тебя, – напомнил Дорогин.
– По глазам видел, ты об этом подумал.
– Она приезжала сюда со следователем из прокуратуры, когда твоих людей здесь положили и дом сожгли.
– Слыхал о ней. Но что мне журналистка? С бабами я не воюю, – Петрович немного помедлил, не желая возводить напраслину даже на своих врагов. – Скажу тебе, а ты уж решай, как дальше поступать. Мне лично кажется, ее из-за фильма уперли, кому-то сильно не хотелось огласки.