– Кому именно?
– Тем, кто фильм снял.
– Просвети.
– Людей в нашем деле не так уж много, их по пальцам пересчитать можно.
– Ты знаешь, кто фильм снял? Петрович развел руками:
– Кто – не знаю, а вот где – догадываюсь. Но не обещаю. Есть укромное место, подпольная студия…
– Эти люди твоих ребят положили? Петрович кивнул:
– Потому и не говорю тебе точно. Злость у меня на них имеется, подумаешь, что хочу натравить на конкурентов. Ничего подобного, понравился ты мне. Место там укромное, может, и журналистку твою там держат.
Сергей не спешил спросить, где это место. Петрович был из тех людей, на кого бесполезно давить. Захочет – скажет, захочет – век будет молчать, клещами слова не вырвешь.
Дверь в дом приоткрылась, и Хрусталев выглянул на террасу.
– Петрович, кофе с печеньем подавать? Мамонтов ухмыльнулся:
– Ты, Антон, скоро в официанта превратишься. Лучше чаек покрепче замути.
– Секундочку, – и Хрусталев исчез. Мамонтов смотрел на сгоревший дом, на чаек, расхаживающих по пепелищу, и негромко произнес:
– Местечко это под Зеленоградом, Брехово называется. Дом из красного кирпича, немного на отшибе, с кирпичным забором. Еще.., на колонках каменные ананасы стоят. Там один такой. Если захочешь, найдешь. Сам я давно там не был, – и Мамонтов ухмыльнулся. – Но место точное, чужих туда не пускают.
– Охрана?
– Кто ж его теперь знает? Я бы па их месте охрану поставил. Если и держат они твою журналистку, то там. Что знал, то рассказал, – и Петрович картинно развел руками, мол, не обессудь, если пустое наговорил.
Дорогин и не ожидал большего. Даже в самый первый момент, когда он увидел Мамонтова, то почувствовал: человек сделан из такого же материала, как и он сам, только пошел другим путем. Мамонтов повертел в руках парабеллум, отнятый у одного из охранников, и протянул Дорогину.
– Серый, если ствол нужен, бери, он чистый, не беспокойся.
Поколебавшись, Дорогин все-таки принял подарок.
– Потом верну.
– Возвращать не надо. Засветло туда не суйся, – предупредил Мамонтов, словно Дорогин уже сказал, что едет в Брехово, – к чужакам присматриваются.
– Спасибо, – Муму пожал руку Петровичу и шагнул к двери.
– Чайку не попьешь?
– Есть еще дела.
Муму столкнулся с Хрусталевым прямо на пороге. Тот держал круглый поднос с пол-литровыми чашками горячего чая.
– Чайку?
– В другой раз подъеду, выпьем не только чая.
Хрусталев ощутил, что взаимопонимание между Мамонтовым и Дорогиным достигнуто и Петровича теперь опасаться нечего.
Дорогин уехал.
Мамонтов продолжал сидеть, далеко отодвинувшись от стола, на котором ветер трепал выцветшую скатерть, и мелкими глотками пил горячий чай.
– Хороший мужик, – проговорил он, глядя на пепелище. – Жаль, не со мной.
– Он вообще ни с кем, – вставил свои три копейки Хрусталев, – он один работает. Поговаривали, что даже Резаный с ним совладать не смог.
Мамонтов отмахнулся от Хрусталева:
– Вряд ли. Чем он раньше занимался?
– Каскадером был, в кино снимался.
– Оно и видно, – проговорил Мамонтов, – есть в нем что-то от артиста.
– На него наехали сильно, деньги вернуть требовали, которых он не брал. Жену и детей положили. Он разобрался, как мог, и сел.
– Серьезный пассажир. Слыхал я про него, – и Мамонтов резко поднялся.
Хрусталев глядел на него выжидающе, сам не напоминал об обещанном.
– Да, компенсация тебе полагается, – и Петрович вытащил триста баксов, положил на вытертую скатерть. – Двести за неудобство, а сотку за то, что не пожалел скатерть.
– Лучшую достал.
– Верю, раньше я ее у тебя не видел. Теперь, когда буду приезжать, всегда стели.
– Предупреждай о приезде, – Хрусталев быстро засунул деньги в карман потертого пиджака. – Дом отстраивать собираешься, Петрович?
– Подумаю еще, но не раньше, чем дела пойдут. Если уцелею, снова дело завертим. А пока не до строительства. Разберусь с врагами, тогда видно будет, – и Петрович, тяжело ступая, двинулся к калитке, возле которой его поджидали трое охранников.
Он смотрел на своих ребят так, как учитель смотрит на учеников, – не на отличников, а на самых что ни на есть нерадивых. Бандиты опустили головы, и Петровичу даже показалось, что они готовы провалиться сквозь землю, стать ниже травы, тише воды. Они бросили окурки, нервно втоптали их в землю.
– Что стоите, уроды? – зло прошипел Мамонтов. – С одним трое справиться не смогли!