Особенно,... 
76 
– Да, – поддержал его Рублев, ловко извлекая из-за спины принесенную для отсутствующего Французова бутылку водки. Он покосился на крыльцо флигеля. Церберша исчезла – как видно, убежала за подмогой. – Непонятно получается, – продолжал он, аккуратно свинчивая с бутылки алюминиевый колпачок. – Что же это он, сбежал, что ли, на сломанной-то ноге?
– Да какая нога! – досадливо отмахнулся плешивый, не сводя заслезившихся глаз с бутылки. – Не было ни Французова твоего, ни его ноги. Щас объясню, дай только горло промочить, а то пересохло чего-то.
– Давай скорей, – поторопил его Леха, – Клизма за главным побежала.
Остальные инвалиды одобрительно зашумели в том смысле, что да, не мешало бы поторопиться. Лысый, которому мешал гипсовый воротник, сильно отклонился назад всем корпусом и сделал прямо из горлышка несколько крупных глотков. Плешь его моментально покрылась крупной испариной, он по-молодецки крякнул, закусил рукавом застиранной пижамы и передал бутылку Лехе. Бутылка опустела очень быстро, пройдя по кругу и вернувшись к Рублеву с последним глотком на дне, правда, довольно большим. Не сводя с плешивого знатока больничных порядков внимательных глаз, Комбат выплеснул водку в рот и потребовал:
– Излагай.
– Дело простое, – сказал тот, с легкой печалью глядя на бутылку. – Ты этого своего Французова хорошо знаешь? Я в том смысле, чтобы тебе не в обиду было.
– Не в обиду, – успокоил его Рублев – Это же как два пальца обмочить, – продолжал плешивый. – Приходишь к главному, суешь ему на лапу, и всем хорошо: тебе больничный, а этому козлу лекарства халявные, жратва, опять же… Может, он этому твоему Французову морфий выписывает килограммами – для облегчения невыносимых болей. Опасно, конечно, но кто не рискует, тот не пьет шампанского.
При слове "шампанское" взоры присутствующих вновь с тоской обратились к опустевшей бутылке. Они выглядели как пациенты забытого посреди пустыни полевого госпиталя, мечтающие о глотке воды. Борис Рублев вынул из заднего кармана джинсов бумажник и протянул плешивому несколько купюр.
– Обижаешь, – сказал тот. – Что я, политическая проститутка? Я за правду, понял?
– Не обижаю, а угощаю, – поправил его Рублев, легко поднимаясь с корточек. – Вмажьте за меня и за моего приятеля.
– Даже не сомневайся, – заверил его плешивый, принимая деньги. – Счастливо тебе, мужик.
– И вам счастливо.
Рублев повернулся спиной к инвалидам, немедленно принявшимся выяснять, чья очередь бежать в магазин, и неторопливо шагнул навстречу поспешно приближавшемуся к нему со стороны главного корпуса мужчине лет пятидесяти. Незастегнутый белый халат развевался у него за спиной, а на носу гневно поблескивали очки в желтой металлической оправе. За ним, пыхтя, отдуваясь и тяжело переваливаясь с боку на бок, с трудом поспевала давешняя гром-баба.
– Атас, мужики, – негромко сказал кто-то позади Рублева, – Клизма главного ведет.
Комбат, нагнувшись, сорвал какую-то травинку и принялся жевать ее, с интересом наблюдая за приближением главврача и солидной дамы, которую непочтительные инвалиды с пьяных глаз именовали Клизмой. Боковым зрением он заметил, как плешивый Цицерон, по-прежнему крепко зажимая в кулаке деньги, тихо нырнул в сирень и подался куда-то от греха подальше – скорее всего в магазин.
Глава 14
– Вот, Савелий Степанович, – задыхаясь от быстрой ходьбы, с трудом проговорила Клизма, обвиняюще вытянув в сторону Бориса Рублева похожий на сардельку указательный палец, – полюбуйтесь. Это он.
Лезет в отделение, когда приема посетителей нет, документы не показывает, спаивает больных…
– Вижу, лезет на забор диверсант, бандит и вор, – пропел позади Леха, которого, похоже, наконец-то разобрало выпитое спиртное. – Я возьму мою гранату и убью его в упор.
– А ты молчи, пьяница однорукая, – напустилась на него Клизма. – Вот сообщат тебе на работу, что ты тут вытворяешь…
Савелий Степанович остановил ее коротким движением руки, и она заткнулась так быстро, словно главврач просто выключил звук в телевизоре.
– Что здесь происходит? – металлическим голосом спросил он, обращаясь к Рублеву.
Тот пожал плечами с самым невинным видом.
– Так я же и пытаюсь понять, что, к черту, здесь происходит, – доверительно объяснил он. – Чепуха какая-то. Друг у меня потерялся, понимаете, доктор.
76 
