64 
– Фу, гадость какая! – приоткрыв дверцу, сплюнул на площадку Григорий.
Илья резко повернул ключ в замке зажигания, чуть не согнув его в штопор, и мотор загудел. Микроавтобус пронесся буквально в сантиметре от “фольксвагена”.
– Тише, а то зацепишь, потом разбирайся. Мы сюда, сам знаешь, по какому делу приехали.
– Мне уже все равно, – сказал Илья, – больная она или здоровая. Вот сейчас приедем, и я ее трахну.
– Ну, это еще как сказать. Наверное, мама сейчас в оранжерее работает, завтра цветы в город повезем. Небось уже намечает, какие срезать, какие оставить до следующего раза.
– А давай, когда она уснет, спустимся в подвал и трахнем ее?
– Я без справки не буду, мне здоровье дороже сомнительного удовольствия. Да и мама, если узнает, что мы без ее ведома вот так… Не простит.
– Вечно ты мамы боишься.
– Можно подумать, ты не боишься!
– Тоже боюсь, – признался Илья. – А баба в больнице классная! Я бы ее даже не трахал, я бы ее медленно убивал. А она бы выла, плакала, просилась… – мечтательно и сладко проговорил Илья.
– Не по Сеньке шапка, – уже во второй раз сплюнул Григорий.
– Это почему же не по Сеньке?
– Потому что не по Сеньке. Потому что ты Илья, а не Сенька.
– Пошел ты, брат!
Братья немного повздорили, но быстро помирились. Разговор опять вернулся к неграм.
– Как ты думаешь, Гриша, почему негров черножопыми называют? У них же не только жопа черная.
– Жопа чернее всего.
– Надо будет посмотреть. Давай изловим негра, притащим в подвал и отведем душу по полной программе? Погоняем его, как обезьяну по джунглям. Будем на него с копьями охотиться, а?
– Дело говоришь, брат, – Григорий воодушевился. – Я одного вспомнил, он цветы помогал носить у хохла, что у Киевского вокзала торгует. И другого вспомнил. Каждый день на Белорусском большой букет роз покупает, но тот солидный, в костюме и с портфелем. Может, у него ресторан какой-нибудь?
– Ага, ресторан… Бордель у него какой-нибудь. Ты видел, чтобы негры в ресторане хозяевами были? Братва не подпустит, – рассудительно сказал Илья и тут же добавил:
– А вот официантами негры бывают.
– В Америке, – расхохотался Григорий.
– Нет, я одного в “Макдональдсе” видел, хотя, может, он и мулат. Представляешь, проститутки нарожали русских негров.
– Нет, не негров.
– От негров же дети.
– Так эти же дети – не негры, а мулаты.
– А мне по хрену, – сказал Илья, – задница черная, губы пухлые, значит, негр.
– Да-да, ты хорошо придумал, на негра поохотиться. У меня теперь эта идея из головы не выходит.
– Знаешь, что плохо? – сказал Илья.
– Что?
– В темноте негра не увидишь, – Илья задумался, наморщил лоб.
– Точно, не увидишь. Но это если он голый. Хотя в прибор ночного видения и негр, и китаец – все едино, лишь бы теплый был.
Братья домой не спешили, потому что мысли о возможных новых гастрономических впечатлениях всецело заняли их сознание. Они мечтали так, как ребенок мечтает о новой игрушке, а охотник – о новой, невиданной дотоле, экзотической добыче. Их фантазии, казалось, нет границ. Братья изощрялись, пытаясь обойти друг друга в изобретательности.
Микроавтобус еле тащился по шоссе, и водители машин, следовавших за ними, теряли терпение, сигналили, чтобы им уступили дорогу. Но братья ни на кого не обращали внимания, они привыкли, что в жизни никто, кроме матери, не имеет права им приказывать, только они да она решают, что можно делать, а что – нет. Временами Илья даже забывал, что сидит за рулем, отпускал руки, жестикулировал.
Глава 10
Наталья Евдокимовна Вырезубова ни на секунду не забывала, что у нее есть сыновья, она вечно боялась, как бы мальчишек не испортили. Пожилая женщина строго посмотрела на часы и посчитала, что братья должны уже вернуться. А то, что у них могли появиться какие-то свои дела, она даже мысли не допускала.
«Вконец бабы их испортили. Нужно строго-настрого приказать, чтобы только мужиков в дом таскали. Правду люди говорят, женщины до добра не доводят.»
Себя, как ни странно, Наталья Евдокимовна к женщинам не относила. Она себя считала лишь матерью, всю свою жизнь положившую на детей.
– Пойду-ка посмотрю, как сучка себя ведет. А то мои сыновья такие несмышленые – могли люк плохо закрыть или веревки слабо завязать. Того и смотри выберется, а потом бегай, лови.
Женщина уменьшила огонь под большой кастрюлей, из-под которой валил густой пар, и уже через минуту с топором в руке неторопливо прошла к оранжерее. Сытые собаки проводили хозяйку ленивыми, осоловелыми взглядами. Есть им не хотелось, нажрались на сутки вперед. Им в этой жизни уже вообще ничего не хотелось, лишь бы полежать в теньке да переварить человеческое мясо. Время от времени псы сыто вздрагивали.
64 
