36. Некомбатанты
Здоровенный водила автокрана трясется, как осиновый лист. Сереже Парфенюку это не Нравится и вообще не нравится все происходящее Слишком напоминает казнь предателя Родины и сволочи Данилы. Но ведь здесь… Черт возьми, а что, собственно, делать?
— Сотрудничаешь с захватчиками, сука? — то ли спрашивает, то ли уже констатирует Дмитрий Беда. Некоторое время — секунду, не более — он ожидает ответа.
Водитель, похоже, тормоз еще тот. Беда ухает его по ребрам, явно не со всей силы, но так, что из сломанных можно, при сноровке Всевышнего, собрать не одну, а две-три идеальных подруги жизни человека.
— Я тебя спрашиваю или как? — интересуется Беда.
Однако водила — тертый крендель. Похоже, зуботычина ему только на пользу: дрожать он перестает, но вместо того, чтобы идти на мировую, наглеет.
— Так ведь платят же, — говорит он со странной уверенностью, что столь короткой фразой все объяснил.
— Ты совсем тупой, дядя? — Дмитрий Гаврилович опасно белеет. Парфенюк его таким еще ни разу не видел. — Они грабят твой завод. Станки увозят в Турцию. Ты им помогаешь. Чего потом грузить будешь, когда завод твой разберут и уедут?
— Я крайний, да? Власти ничего не делают, а я что… Менты с ними вместе. Они ж власть или как?
— А у тебя мозгов нету?
Парфенюк смотрит на Дмитрия Беду очень внимательно, особенно на руки. Он хочет успеть загодя отвернуться, когда Беда решит стрелять и начнет вскидывать АКМ.
— Сколько ж заплатили? — Толстый палец Дмитрия Гавриловича опасно шастает вблизи куркового механизма. Парфенюк почти жмурится.
— Так… — неопределенно мычит водила.
Я неясно задал вопрос?!
— Сто баксов, — отвечает автокрановщик поспешно, ибо наконец-то взвешивает и решает, что ответ не столь значим, дабы за него умирать. — Понятно — тридцать сребреников, — комментирует Беда.
Тут Парфенюк наконец-то решается, перебарывает себя.
— Дмитрий Гаврилович, можно вас на секунду? — Чего? — недовольно цедит Беда, все же делая пару шагов в сторонку.
Сергей прижимается почти к уху. Торс под одеждой невольно напрягается — он готов встретить затрещину, а то и пару.
— Дмитрий Гаврилович, не убивайте вы его, правда.
— Чего вдруг? — Беда и вправду недоволен. — Он сотрудничал с…
— Да гражданский же.
— Я тоже гражданский, — вскидывается Беда.
— Тогда давайте поедем туда, на завод, и перецокаем всех стропальщиков. Они ведь тоже грузили. Потом сторожа, что открывал ворота. Понимаете, ладно там, ментов. Они все ж на службе, а если сейчас, то на службе у врага. А здесь… Работяга же просто. Наверное, семья, де…
— Сантименты ваши, твою маму, — ворчит Беда. Однако Парфенюк наблюдает, что опасная бледность сменяется более привычной краснотой.
— Эй ты, сволота турецкая, семья есть?
— А чего? — водила снова недопонимает, что тут от одного лишнего слова можно сдохнуть или продолжать жить.
Теперь Беда с размаху, но опять же не со всей дури, лупит его по грудине прикладом плашмя. Водила хрипит и пытается согнуться. Хрена тут получится — он привязан.
— Я спросил или как? — говорит Беда.
— Чего? — У водилы от удара плохо с оперативной памятью.
— Семейство есть? Дети?
Не, жинка только.
— Видишь? — поворачивается к Парфенюку Беда.
— А нет, — поправляется крановщик, с трудом вдохнув воздуху, — от старой есть дитё, девочка.
— Вот, видите, — поясняет Парфенюк.
— Ни хрена не вижу, — констатирует Беда. — А ты, сволочь, алименты платишь?
Вопрос прямо-таки к месту, с учетом того, что сюда, наверно, несутся сейчас боевые машины, а может, и боевой вертолет.
— Хм, — кривится водила, — очень зря, кстати. — С чего ж их платить. У нас…
— Ты ж, падла, крановщик, твою… Вот, подлохматился. Правда, разгрузить не получилось. И не платишь… Пришью, — последнее слово даже не для водилы, так, подведение итогов.
— Да не тратьте вы на него пули, Гаврилович, — снова встревает Парфенюк. Он же…
— Закрой рот, рядовой! — рявкает Беда так, что Сергей вздрагивает. Потом он снова лупит водилу прикладом и, пока тот корчится, поясняет, приблизив лицо к Парфенюку: — Хочешь, Сережа, чтобы я и правда вынужден был его шлепнуть? Чего уже несколько раз обращаешься по именам? Даже этот тупица запомнит, понимаешь? И турки из него выпотрошат. А у них с ментами Вась-Вась, забыл? Хочешь, чтоб пока мы тут бродим, к моей Нельке пожаловали и заломили ручки? В милиции же списки всех служивших и…