Последние отзывы

  61  

Бумага, которую ему предложил прочесть полковник Скрябин, была протоколом осмотра места происшествия. Происшествие было знатное: в каких-нибудь пяти километрах от города, на дороге, обнаружили разбившийся вдребезги джип, явно сорвавшийся с верхнего витка серпантина. Из джипа извлекли три трупа, и тут выяснилась любопытная вещь: в пропасть они сорвались уже мертвыми. Все трое были застрелены из какого-то довольно мощного оружия. Оружие, армейский кольт сорок пятого калибра с глушителем, обнаружилось здесь же, в машине. Убийца не потрудился даже стереть с пистолета свои отпечатки – очевидно, он рассчитывал, что, упав в пропасть, машина загорится, как это постоянно случается в кино. Однако машина не загорелась, благо дело происходило не на экране, из чего следовало, что убийца – настоящий баран, место которому разве что на шампуре.

Далее выяснились еще более любопытные вещи. Разбившийся джип принадлежал Гамлету Саакяну, который был известен как правая рука покойного Ашота Васгеновича Гаспаряна. Самого Гамлета в машине не оказалось, зато отпечатки пальцев на орудии убийства принадлежали ему, так же как и отпечатки, оставленные на рулевом колесе джипа. Погибшие числились друзьями и коллегами Гамлета Саакяна; один из них к тому же работал охранником Гаспаряна и присутствовал при его смерти.

– Прочитал? – спросил Скрябин, заметив, что Синица перестал бегать глазами по строчкам и уже некоторое время сидит тупо уставившись в последний лист протокола. – Ну, и как тебе это нравится?

– Саакяна задержали? – спросил Синица, тихо кладя бумагу на край стола.

– Конечно! – воскликнул полковник. – Ясное дело, задержали! Сам пришел. С повинной, мать его... Его давно и след простыл!

– Похоже на бандитскую разборку, – ляпнул Синица и сразу же понял, что сморозил глупость. То есть не глупость, конечно, но явную бестактность.

– Ты бы все-таки выбирал выражения, майор, – неодобрительно произнес Скрябин. – Гаспарян был депутатом городского законодательного собрания, Саакян – его доверенное лицо, а эти... ну, убитые – помощники. Люди уважаемые, хорошо известные в городе. Дело может получить широкий общественный резонанс, а ты – разборка... Не хватало еще, чтоб ты журналистам такое ляпнул!

– А, – сказал Синица и замолчал на добрых десять секунд. Он понимал, что пауза получается слишком красноречивая, но намеренно тянул ее, сколько мог. Скрябин ухитрился-таки его разозлить. Уважаемые люди! Сказал бы уж сразу: авторитетные... – А, – повторил он, когда полковник уже приготовился первым нарушить молчание. – Тогда, конечно, да. Раз вы говорите "уважаемые", значит, уважаемые.

Выходка была хулиганская, совершенно возмутительная. Раньше Синица никогда не позволял себе заходить так далеко. Полковник Скрябин набрал в грудь побольше воздуха, готовясь устроить наглецу разнос по полной программе, ноздри его грозно раздулись, кулаки стиснулись и приподнялись, готовые с грохотом опуститься на столешницу. Но тут Синица вдруг поднял на мгновение глаза и посмотрел полковнику прямо в лицо каким-то очень странным, оценивающим, все понимающим взглядом. Это продолжалось какую-то долю секунды, а потом тяжелые веки опустились, погасив плясавший в глазах майора опасный огонек, и лицо его снова приобрело привычное выражение тупой апатии.

– Так, – негромко сказал Скрябин и, в свою очередь, надолго замолчал.

Синица сидел перед ним, сложив руки на потрепанной дерматиновой папке, как всегда понурый и внешне безразличный ко всему на свете. Глядя на него, было легко убедить себя в том, что острый, испытующий и насмешливый взгляд, так напугавший полковника минуту назад, ему просто почудился. Но Скрябин знал, что это не так. Внешность Синицы, делавшая его похожим на бывший в употреблении ершик для мытья унитазов, была его главным козырем: майора мало кто воспринимал всерьез, а он был приметлив и дьявольски умен. Только теперь Скрябину пришло в голову задаться вопросом: а почему, когда все они сидели в кабинете у Аршака, московский факс с ответом на запрос о Мочалове в "Волну" привез именно Синица? Почему он – старший оперуполномоченный, майор – взялся за дело, которое было по плечу любому сержанту?

Полковника обдало нехорошим холодком. Если такой человек, как Синица, всерьез начнет под него копать...

– Вот что, – сказал он, на ходу меняя решение, – скажи-ка ты мне, майор, сколько лет ты в отпуске не был: три года, четыре?

  61