– Ванюш, пойдем все-таки покушаешь? – Мать гладила его по плечу. – Голодный ведь.
– Ага. А ты дубленку примеришь?
Мать легко, как молодая, спрыгнула с постели и побежала в коридор. Принесла в комнату пакет, развернула его:
– Ой, какая прелесть! И цвет симпатичный!
– Да ты померь, может, плохо, – несколько самодовольно отмахнулся сын.
Мать надела обнову, застегнула пуговицы, покрутилась посреди комнаты:
– Замечательно! – Подошла, прижалась лбом к его макушке, прошептала:
– Ты хороший у меня!
Добрый!
– Да ладно, мам. – Он старался не улыбаться. – Все будет нормально.
Он не собирался навещать участкового в это же утро, но теперь пошел. Мать что-то в нем разбередила, и ему хотелось скорее покончить с этой историей.
Пусть хотя бы она успокоится, а что делать дальше – он потом решит. Дорога в отделение была ему знакома – ноги сами шли. Он шел и усмехался: «Надо было хоть водки купить, выпили бы, вспомнили старое…»
Участковый был на месте, ждать его не пришлось.
Иван стукнул в дверь, вошел:
– Здрасьте. Ждали? Это я, Дмитрий Александрович. Лаврушин Ваня.
– Лаврушин?
Участковый разогнал рукой облако едкого табачного дыма, вгляделся…
– Точно, – протянул он. – Но я б не узнал.
– Неужели я так изменился? – Иван старался говорить легко и нагло. – А вы вот каким были, таким и остались.
– Брось, я почти пенсионер, – самодовольно ответил тот. – Помнишь, как я за тобой бегал? Теперь бы не догнал.
– А я бы теперь и не побежал. – Иван тряхнул протянутую для пожатия руку и без приглашения уселся.
– Не побежал бы? – спросил Дмитрий Александрович. – Да, ты и в самом деле изменился.
– А что мне бегать? Я к вам сам пришел.
– Мать передала?
– Да… Я ей как раз на днях звонил, она мне все рассказала.
– Мать у тебя хорошая. – Дмитрий Александрович подтолкнул к Ивану пачку отечественных сигарет:
– Куришь еще?
– Я свои. – Иван достал «Давидофф» и положил пачку на стол. – Угощайтесь.
Участковый к сигаретам не притронулся. Он посмотрел на пачку, на куртку Ивана, кивнул:
– Солидный ты стал. С виду.
– Дмитрий Александрович, – раздраженно ответил Иван. – Я к вам вообще-то по делу пришел, а не на вечер воспоминаний. У меня машину угнали, мать сказала – вы нашли.
– Нашли. А еще что тебе мать сказала?
– Ничего хорошего. Будто из этой машины в телевизионщика какого-то стреляли. Это правда?
– Правда.
– Ну так это был не я! – Иван бросил на стол загранпаспорт. – Смотрите. Видите? Вот мои визы!
В паспорте красовались две овальные печати с арабской вязью. В центре красной печати значилось:
«16 NOV 1997», в центре синей: «19 NOV 1997».
– У меня угнали машину вечером пятнадцатого, – объяснил Иван. – Утром шестнадцатого я был в Эмиратах. Девятнадцатого, то есть сегодня, вернулся. Ясно?
– Ты, Вань, мне свой паспорт не тычь, – спокойно ответил участковый. – И не мельтеши, поговорим спокойно. Я же не утверждаю, что это ты.
– Но думаете!
– Э, брось. – Участковый закурил. – Я этим делом не занимаюсь, сам понимаешь. Но машина в деле твоя, Вань. И это пока наша единственная зацепка. Так что придется тебе понервничать, пока мы тут все не выясним.
– Машина моя где?
– Она еще у нас в работе.
– Пальчики снимаете?
– Все, что можно, с нее уже сняли, – пошутил участковый, но Иван даже не улыбнулся. – Да, Ванюш, тебе не повезло. Но ты все же не дергайся, я к тебе претензий не имею.
– Я хочу знать – когда телевизионщика убили? – нервно спросил Иван.
– Тебя это не касается, Вань. Убили его вечером шестнадцатого, когда ты там загорал в Эмиратах. Так что успокойся на этот счет.
– Ладно, хоть так. А то вы недорого возьмете – пришьете мне это дело…
– Выпить хочешь? – неожиданно спросил участковый, отдергивая замусоленную желтую штору и беря с подоконника бутылку. На дне бутылки плескались остатки водки.
– Да я, честно говоря, думал захватить, – смутился Иван. – Но потом…
– Передумал, понятно. Ну а мы вчера одного из наших поминали. – Участковый достал две пластиковые кружки и разлил водку. – Молодой парень, вроде тебя. Хулиганье нож сунуло. Давай.
Они выпили. Закусывать было нечем, да и смешно закусывать после такой порции. Иван тоже закурил. Он все еще не понимал, чего от него хотят.
– Где ты сейчас живешь? – спросил Дмитрий Александрович.