Возможно, я переоценил свои силы, пытаясь одновременно с созданием дворцовой роты запустить маховик реформ, но всему нужен толчок. Маленький камешек, падающий с вершины горы, увлечет за собой лавину.
Одна рота всего лишь начало, испытание в тепличных условиях. Главное, чтобы Анна Иоанновна прониклась духом перемен.
Я понимал, что изменения на первых порах могут вызвать неприятие, особенно в гвардейских полках. На ум пришла ситуация с реформами Потемкина: гвардейцы были не в восторге от его каскеток, курток и сапог, и, радовались, что их форма не претерпела «потемкинских изменений». Вероятно, им нравилось не спать сутками, чтобы привести прическу в порядок: напудрить волосы, закрутить букли, устроить позади крысиный хвостик с металлической проволокой и черной лентой в виде бантика. Понятно, что офицерам помогали денщики, а солдатам побогаче — крепостные, но даже в гвардии хватало тех, кто едва сводил концы с концами и единственным источником существования оставалось скромное жалованье. Я делал ставку на них.
Кроме того, люди Анненской эпохи гораздо привычней к переменам, чем их потомки. Недавно Петр Первый сломал привычный уклад страны, ввел огромное количество новшеств, не все из которых можно назвать полезными. Те, кому довелось стать не только свидетелями, но и участниками коренной ломки легче на подъем. Если реформы окажутся простыми и понятными, их введение облегчит и солдатскую, и офицерскую долю, любое сопротивление будет преодолено.
Не стоит забывать, что в отличие от сиятельного графа Потемкина я находился в более выгодной ситуации. Елизавета и Екатерина Вторая откровенно избаловали как двор, так и гвардейское окружение. Эпоха дворцовых переворотов внедрила в сознание современников, что в их силах убрать неугодного монарха, навязать любые условия. Слишком многое сходило с рук заговорщиков. Елизавета и Екатерина, эти, безусловно, неординарные женщины попадали в заколдованный круг, вынужденно одаривая милостями людей, от которых зависели, тем самым, развращая их.
Анна Иоанновна была не такой. Разорвав кондиции верховников, она действительно стала самодержицей. Слово ее не расходилось с делом. Императрица любила власть, и, что самое главное, умела ей распорядиться. За каких-то десять лет она добилась того, что получалось далеко не у всех монархов: укоротила замашки шляхетства, вольные нравы которого могли привести примерно к такому же разносу страны, как в случае с Польшей, которая надолго исчезла с политической карты Европы.
Не всем был по нраву жесткий (отнюдь не жестокий) нрав царицы, но люди, умевшие ставить интересы страны выше собственных, видели в ее правлении благо для разоренной России. Конечно, находились и «несознательные». С ними обращались просто — арест, Тайная канцелярия, а там как повезет. Большинство, кстати, отпускали, не причинив особого вреда; дело заканчивалось штрафом, наставлением на путь истинный от духовных лиц или непродолжительным сидением под домашним арестом.
Пушкин, серьезно занимавшийся исследованием этого исторического периода, очень удивлялся тому, сколько собак умудрились навесить потомки-«либералы» на Анну Иоанновну и ее фаворита Бирона. Что поделать, воцарившимся незаконным путем монаршим особам и их приспешникам приходилось оправдывать свои поступки хотя бы таким способом.
Мне было легче осознать несправедливость вынесенных историками приговоров, ибо я поневоле втягивался в эпицентр бурлящих событий.
Бирон познакомил меня с Анисимовым, это оказался приятный в общении офицер, начитанный и многознающий. Он служил в Артиллерийском дворе и, если я правильно понял, заведовал там одной из лабораторий. Правда, о своих обязанностях, Василий Геннадьевич распространяться не любил, очевидно, служба приучила его держать язык за зубами. Нам как раз такой спец и был нужен. Умный и не шибко болтливый.
Я рассказал ему о своей идее, объяснил каких результатов надо добиться.
— Возьметесь?
— Задачка сложная, — взгляд офицера стал задумчивым, потом прояснился, — но интересная. Понадобятся две вещи, — Анисимов замолчал и выжидающе посмотрел на Бирона.
— Какие? — нетерпеливо спросил подполковник.
— Свободное время и деньги.
— Вы не будете стеснены ни в том, ни в другом. Голубчик, если вы придумаете такую пулю, что неприятеля за шесть сотен шагов наповал убьет, я лично бухнусь в ноги императрицы, чтобы вам дали генерала.