Последние отзывы

  24  

Карл был более-менее в порядке, я решил выяснить, как чувствуют себя гренадеры:

– Рассказывай, Чижиков.

– Да что рассказывать-то? – удивился он.

– Самое главное: сильно тебя приложили?

– Руки-ноги целы, – ответил дядька. – Помяли разве чуток.

– Взяли тебя как?

– Обыкновенно: петлю набросили, собакины дети. У татарвы научились, теперича и православных энтаким манером ловят.

– А тебя, Михайлов, как взяли? – я переключил внимание на другого гренадера.

– Дык, как и вас, конем сшибло, ажно несколько шагов пролетел. Хорошо, в дерево не врезался, а то бы костей не собрали. Михай дольше всех сопротивлялся, но ему тоже веревку на шею накинули, чуть не придушили.

Я разглядел на шее поляка красный след от аркана, Михай грустно пожал плечами – дескать, чего тут скажешь.

М-да, попали как куры в ощип.

Взгляд мой привлекла покачнувшаяся ветка, кусты бесшумно раздвинулись, и я увидел какого-то человека, который подал мне знак молчать, приставив указательный палец к своим губам. Стража, увлеченная беседой, не обращала на нас большого внимания, они даже перешли по другую сторону телеги, изредка проверяя, все ли на месте. Гренадеры тоже не заметили появления новой фигуры. Я легонько толкнул плечом Карла, он перехватил мой взгляд, увидел незнакомца, но ничем не выдал удивления.

Тем временем человек ловким движением бросил в мою сторону небольшой предмет. Это был нож, он беззвучно вошел в мягкую землю. Я извернулся, ухватился за рукоятку и перерезал путы, связывавшие Карла. Освободившийся кузен проделал то же самое со мной, и постепенно все гренадеры были избавлены от веревок. Несколько минут пришлось потратить на то, чтобы размять затекшие конечности. Наконец я решил, что нахожусь в сносной форме и способен на кое-какие физические упражнения.

Часовые продолжали беспечно трепаться, доносились обрывки фраз, короткие смешки. Хоть польский и русский языки считаются схожими, я в лучшем случае мог понять, что сторожа хвастаются успехами на любовном фронте. Ладно, братья-славяне, загостились мы у вас, пора и честь знать.

– Воды! – жалобно попросил я.

Никто из охранников и ухом не пошевелил. То ли не слышат, то ли не считают нужным реагировать на просьбы мелкого дворянчика, взятого в полон.

– Воды? – повторил я.

На этот раз громко и настойчиво. Наверное, и на другом конце леса услышали. Во всяком случае, совсем близко застучали сапоги, кто-то склонился, опираясь на дуло мушкета, и дыхнул смесью водочного перегара и табака, да такой сильной, что у меня чуть слезы на глазах не выступили.

– Воды, горло пересохло, – сказал я и тут же всадил в него нож.

Забавно, в этот миг угрызения совести отступили на второй план. Убивая этого поляка, я не чувствовал ничего, кроме упоения фактом хорошо проделанной работы. Интересно все же устроена наша психика: когда резали голландского мастера, я места себе не находил, а тут преспокойно ткнул ножичком, и хоть бы хны. Будто так и должно быть.

Зарезанный поляк и пикнуть не успеть. Он аккуратненько сложился пополам. Я уложил его на травку, отобрал ружье, с удовлетворением отметив, что оно заряжено. Сабля убитого досталась Карлу.

Мы действовали бесшумно, не привлекая внимания. В глазах кузена зажглось радостное предвкушение.

Мы бросились на второго охранника. Он так ничего и не понял. Карл рубанул с такой силой, что отделенная от туловища голова запрыгала в траву, будто мячик. Его оружие поделили между собой Чижиков и Михайлов.

Еще один бросок, и короткая ожесточенная схватка. Застигнутые врасплох поляки ничего не могли поделать. Я не хотел переполошить весь лагерь, поэтому не стрелял и орудовал только прикладом мушкета. Мощным ударом опрокинул здоровенного шляхтича, похожего на разбойника. Он упал на спину и больше не вставал. Навстречу выскочил высокий бородач с пистолетом. Я с ужасом понял, что он успевает выстрелить. Черное дуло уставилось мне в лицо, щелкнул взведенный курок. Томительный миг ожидания и… ничего. Осечка. То ли поляк не подсыпал на полку пороху, то ли заряд отсырел, но пистолет не выстрелил. Я перехватил мушкет за ствол, размахнулся и хорошенько врезал деревянным прикладом, как дубиной. Клацнули зубы, брызнула кровь. Противника снесло будто ветром.

Мы крушили поляков, били, топтали, увечили. Пускали в ход все. Карл отчаянно рубился с двумя шляхтичами, умудряясь не получить при этом ни одной раны. Писатели ради красного словца любят сравнивать фехтование с танцем. Ничего подобного, сабельная рубка похожа только на себя и ничего более. Нет никаких па-де-де, есть только отчаянная воля к победе, дикая ненависть к врагу и трезвая, холодная голова, помогающая опередить исход сражения. Всем этим Карл обладал в полной мере. Он решительно теснил врагов, выводя их из строя короткими стремительными движениями, практически неуловимыми для глаз.

  24