– С чем? – спросил Камнев.
– С местом для храма.
– Неужели в городе мало свободной земли?
– Земли хватает, но храм должен стоять в хорошем месте.
– Его должны построить на самом высоком месте. Это же так просто! Раньше ведь всегда строили на высоких местах, чтобы храм со всех сторон был виден.
– Самую высокую точку определить несложно. Вы правы в том, что раньше таких мест было много, земля была чистой, на ней можно было строить. А сейчас кругом могилы, свалки, отхожие места. Храм на них ставить негоже.
Постепенно Холмогоров и Камнев приближались к центру Ельска. Они прошли рядом с поломанным киоском, у которого прямо на асфальте сидел сумасшедший Гриша Бондарев и из кусков красного кирпича выкладывал на земле крест.
– Вот человек, война ему всю жизнь сломала.
– Да, нелегкая судьба, – согласился Холмогоров. – Я разговаривал с офицерами, он из того самого отделения. Это его товарищей снайпер убивает.
– Мы сначала думали, что, может быть, и он к этому причастен, но потом я поговорил с врачами, навел справки. Бондарев здесь ни при чем.
Нормальным был солдатом, – продолжал следователь, стараясь не глядеть в сторону сумасшедшего, который сидел под фонарем с куском кирпича в руке, его лицо было сосредоточенно, на лбу поблескивали капельки пота.
Сумасшедший напряженно размышлял, куда положить обломок кирпича. Крест у Гришы получался странным – с концами неодинаковой длины, даже ребенок-первоклассник сложил бы ровнее.
– Интересно, о чем он сейчас думает, – произнес Камнев.
Сумасшедший не реагировал на прохожих, они были ему безразличны. Наконец он пристроил последний обломок кирпича. Следователь с Холмогоровым услышали у себя за спиной счастливый смех.
– Все про какую-то кавказскую овчарку говорит, всех мертвецами называет.
– Знаю, – сказал Холмогоров, – я пытался с ним говорить.
– Ну и что вы думаете?
– Я думаю, в словах бывшего спецназовца существует определенная система.
– Логика есть во всем, даже в сумасшествии, – горько улыбнулся следователь, он хотел продолжить свою мысль, но сделать ему это не дал выстрел, прогремевший метрах в трехстах слева.
Холмогоров тяжело вздохнул. Следователь на ходу крикнул:
– Извините!
Отворачивая левую полу пиджака и выхватывая на ходу пистолет, Камнев бросился на звук выстрела. Совсем близко раздавались истошные женские вопли. Холмогоров торопливо зашагал в ту сторону, куда побежал Камнев. Сумасшедший Григорий вскочил во весь рост, воздев над головой сжатые кулаки, и прокричал:
– Мертвецы! Мертвецы! Я же ему говорил, что он мертвец, предупреждал… Я ему говорил, что ее видел.., и она меня отпустила.., меня отпустила.., а их нет! Отпустила…
Гриша опустился на колени и, закрыв лицо руками, расплакался.
Холмогоров шел довольно быстро, почти бежал. На улице было людно, кричали спецназовцы и местные милиционеры, а через пять минут от городской больницы через площадь уже мчалась машина скорой помощи, оглашая город воем сирены и мигая пронзительным синим маяком.
На Андрея Холмогорова налетела женщина; то ли она выскочила из толпы, то ли откуда-то из переулка, – Холмогоров не успел этого заметить. Ее лицо было бледным, в глазах застыл ужас. Она несколько секунд, не мигая, смотрела на мужчину с длинными темными волосами, ее губы кривились. Андрею показалось, что она вотвот разрыдается. Ее плечи вздрагивали.
– Куда они все бегут? Неужели им интересно. Спецназовца убили…
– Витя! Витя! – послышался женский истошный вопль.
Это кричала Машка. К телу застреленного спецназовца ее не подпускали.
Холмогоров понял, что, если сейчас он не поддержит налетевшую на него женщину, та потеряет сознание.
– Давайте, я вас провожу, – Холмогоров взял ее под локоть.
Женщина приходила в себя. Она была в джинсах, в длинном темном свитере с капюшоном. Ее локоть дрожал.
– Ужасно… Неужели так интересно смотреть на мертвого человека? – произнесла она, глянув на трех парней, бежавших к месту убийства. Они же не знали его.
Еще один патруль промчался по улице мимо Холмогорова и его спутницы.
– Не люблю военных.., с оружием ходят…
– У каждого свое предназначение, – произнес Андрей. А мы с вами знакомы.
Женщина вырвала свой локоть.
– Я вас не помню.
– Вы были чем-то очень сильно расстроены.
Я подвозил вас в Ельск. Потом мы встретились на кладбище.