Последние отзывы

  74  

— Это очень, очень интересно, — сказала баронесса. — Вы знаете, милый Гебхардт, что я до сих пор не ограничивала вас в финансировании, но почему вы так уверены, что подобная корректировка психики в принципе возможна?

— Возможна! В этом нет ни малейших сомнений! Известно ли вам, миледи, что в захоронениях инков обнаружены черепа с одинаковым отверстием вот здесь? — Палец снова дважды ткнул Эраста Петровича в голову. — Тут расположен участок, ведающий страхом. Инки знали это и при помощи своих примитивных инструментов выдалбливали у мальчиков касты воинов трусость, делали своих солдат неустрашимыми. А мышь? Вы помните?

— Да, ваша «бесстрашная мышь», кидавшаяся на кошку, произвела на меня впечатление.

— О, это только начало. Представьте себе общество, в котором нет преступников! Жестокого убийцу, маньяка, вора после ареста не казнят и не посылают на каторгу — ему всего лишь делают небольшую операцию, и этот несчастный человек, навсегда избавившись от болезненной жестокости, чрезмерной похоти или непомерной алчности, становится полезным членом общества! А вообразите, что какого-нибудь из ваших мальчиков, и без того очень способного, подвергли моему электрофорезу, еще более усилившему его дар?

— Ну уж своих мальчиков я вам не отдам, — отрезала баронесса. — От чрезмерного таланта сходят с ума. Лучше уж экспериментируйте с преступниками. А что такое «чистый человек»?

— Это сравнительно простая операция. Думаю, я к ней уже почти готов. Можно нанести удар по участку накопления памяти, и тогда мозг человека станет чистым листом, вы словно пройдетесь по нему ластиком. Сохранятся все интеллектуальные способности, но приобретенные навыки и знания исчезнут. Вы получаете человека чистеньким, будто новорожденным. Помните эксперимент с лягушкой? После операции она разучилась прыгать, но двигательных рефлексов не утратила. Разучилась ловить мошек, но глотательный рефлекс остался. Теоретически можно было бы обучить ее всему этому заново. Теперь возьмем нашего пациента… А вы двое, что вылупились? Берите его, кладите на стол. Macht schnell!^[46]

Вот оно, сейчас! Фандорин изготовился. Однако подлый Эндрю так крепко взял его за плечи, что нечего было и пытаться лезть за револьвером. «Тимофэй» чем-то щелкнул, и стальные обручи, давившие узнику на грудь, убрались.

— Раз-два, взяли! — скомандовал «Тимофэй», беря Эраста Петровича за ноги, а Эндрю, все так же цепко сжимавший пленнику плечи, легко поднял его из кресла.

Подопытного перенесли на стол и уложили навзничь, причем Эндрю по-прежнему придерживал его за локти, а швейцар за щиколотки. Кобура немилосердно врезалась Фандорину в поясницу. Снова раздались звуки колокола — перемена закончилась.

— После того, как я синхронно обработаю электрическим разрядом два участка мозга, пациент совершенно очистится от предшествующего жизненного опыта и, так сказать, превратится в младенца. Его нужно будет снова учить всему — ходить, жевать, пользоваться туалетом, а позднее читать, писать и так далее. Полагаю, что ваших педагогов это заинтересует, тем более вы ведь уже имеете некоторое представление о склонностях этого индивида.

— Да. Он отличается прекрасной реакцией, смел, обладает хорошо развитым логическим мышлением и уникальной интуицией. Надеюсь, все это поддается восстановлению.

В другой обстановке Эраст Петрович почувствовал бы себя польщенным столь лестной характеристикой, но сейчас его закорчило от ужаса — он представил, как лежит в розовой колыбельке, с соской во рту и бессмысленно гугукает, а над ним склоняется леди Эстер и укоризненно говорит: «У, какие мы нехолосые, снова мокленькие лежим». Нет уж, лучше смерть!

— У него конвульсии, сэр, — впервые разомкнул уста Эндрю. — Не очнулся бы.

— Невозможно, — отрезал профессор. — Наркоза хватит минимум на два часа. Легкие конвульсивные движения — это нормально. Опасность, миледи, в одном. У меня не было достаточно времени, чтобы точно рассчитать потребную силу разряда. Если дать больше, чем нужно, это убьет пациента или навсегда сделает его идиотом. Если недобрать, в подкорке сохранятся смутные, остаточные образы, которые под воздействием внешнего раздражителя могут однажды сложится в определенное воспоминание.

Помолчав, баронесса произнесла с явным сожалением:

— Мы не можем рисковать. Пускайте разряд посильней.

Раздалось странное жужжание, а потом потрескивание, от которого у Фандорина мороз пробежал по коже.

  74