2 
"Вот это правильно! — одобрила водилу Светлова. — Вот и умница! Вот так и должны вести себя умные мужчины на дороге: увидел дам, одна из которых явно нуждается в помощи, — и жми на газ! Живее будешь”.
Трусливый “Москвич” растворился в тумане. И опять явилось прежнее ощущение странной зыбкости и призрачности окружающего мира, из которых могло “соткаться” что угодно: хоть шекспировские “пузыри земли”, хоть бандиты с большой дороги.
Потому что это, собственно, и была та самая большая дорога. Трасса федерального значения. Дорога, по которой лежал путь Светловой к морю и отдыху.
Вечно опасаясь ненавязчивого отечественного сервиса, Светлова решила, что вполне одолеет этот путь без ночлега. Она рассчитывала, что если накачаться кофе и гнать почти без остановок, то через двадцать четыре, ну двадцать шесть часов, она прибудет из столицы на побережье. И тогда уж отоспится.
Собственно, так бы оно все и случилось. Еще часов восемь, и Анна уже была бы почти у цели… Да вот взяла сдуру и остановилась — жертва собственной чувствительности и глупости.
Наконец они появились.
Белобрысенький лейтенант в железных круглых, как у террориста-народовольца на портрете в школьном учебнике, очечках, прежде чем бросаться к мертвой девушке в “Тойоте”, цепко и внимательно оглядел живую. Причем, как показалось Светловой, не только цепко и внимательно, но и крайне удивленно. “Тойоту” лейтенант лишь мельком окинул предварительным беглым взглядом…
— Богул, — наконец представился он, очевидно, придя к каким-то своим, особым, ведомым только посвященным, милицейским умозаключениям. — Документы!
Аня протянула права.
— А паспорт?
— Ах, ну да… Вы ведь не гаишник! — Аня полезла в сумку за паспортом.
Лейтенант внимательнейшим образом изучил все странички краснокожей книжечки.
— Что здесь случилось? — Он наконец поднял на Аню глаза.
Аня кивнула на “Тойоту”:
— Я ехала мимо.., смотрю… Ну и остановилась, естественно.
— Естественно? — переспросил белобрысенький с таким насмешливым сомнением в голосе, что Светлова сразу поняла: общение с лейтенантом лично ей ничего хорошего не сулит.
— Да, естественно, — твердо повторила она.
— Значит, ехали мимо…, в четыре часа утра?
— Да.
— Увидели на обочине машину?
— Да.
Белобрысый наконец соизволил обратить внимание на девушку в “Тойоте”. Он дотронулся до ее руки и попробовал найти пульс.
Пульса он, конечно, не нашел — чего нет, того нет — и продолжал неспешную беседу:
— Значит, увидели мертвого водителя и остановились?
— Мне кажется, вы считаете это странным? — не выдержала Светлова.
— А вам это не кажется, — развеял последние надежды Светловой на справедливость белобрысый.
— Но почему?
— Как вам сказать… Я, в общем-то, нечасто встречаю молодых одиноких девушек, путешествующих в это время суток. К тому же… Если даже такая — молодая и одинокая! — девушка и столкнется с чем-то подобным, — белобрысый кивнул на “Тойоту”, — она скорее всего испугается и прибавит газу… А вы, получается, очень храбрая, очень отзывчивая и очень куда-то торопящаяся в четыре утра, так?
В голосе дознавателя было столько сарказма, что Светловой немедленно захотелось дать себе самой хорошего пинка. “Ну, все правильно, товарищ милиционер, ваш сарказм вполне уместен, ох как уместен, ибо дура, она и есть дура!"
— Да, — только и произнесла вслух Анна, вовремя сообразив, что многословие ей только повредит. Потому что многословие обычно сопутствует лживости, испугу, неискренности.
И Светлова решила быть лаконичной и не мешать белобрысому направлять неспешную беседу в нужное тому русло. А она пока понаблюдает, что это будет за русло такое, и подумает, что ей, собственно, делать и как ей из этого дерьма выбираться.
В это время лейтенант приподнял голову мертвой и откинул с ее лица спутавшиеся льняные волосы.
"Почти детское лицо… Лет семнадцать-восемнадцать?” — подумала про себя Аня.
— Обратите внимание, лейтенант, — подчеркнула все-таки Светлова, — что я не уехала с места происшествия.
— Обратил.
— Понимаете, лейтенант, я не уехала отсюда, хотя могла бы… Понимаете, могла бы просто посмотреть и уехать…
— Не могли.
— Точно?
— Более того: это пока самое умное из того, что вы сделали — не уехали.
— Ах, вот что!..
Аня припомнила удирающий во все лопатки “Москвич”.
2 
