Последние отзывы

  28  

Как правило, Леонидов выходил из офиса уже под вечер и всегда мерз. В кабинете у него исправно работал климат-контроллер, установленный еще роскошным Пашей Сергеевым. Двадцать три градуса. И не меньше. За что деньги плачены! Сегодняшний вечер стал для Алексея настоящим открытием. Он вышел из офиса и почувствовал, что жарко. На него, одетого в пиджак смотрели, как на сумасшедшего. Улицы Москвы теперь напоминали гигантский пляж: мужчины разделись до трусов, женщины до бикини. Поверх бикини были накинуты полупрозрачные платки. Почувствовав себя идиотом, Алексей быстренько снял пиджак и пошел к машине.

«Как жить?» — в отчаянии подумал он, забираясь в эту камеру пыток.

Все мировые катаклизмы мгновенно стушевались перед индивидуальным горем: необходимостью находиться в городе в неимоверную жару. Есть не хотелось. Котлеты сочные из мяса молодых бычков и из тех же бычков пельмени на таком солнце мгновенно бы размякли. Алексей ограничился тем, что купил фруктов. И молодой картошки, которую честно собирался пожарить. Потом он купил воду и два мороженых. После некоторого раздумья купил третье. И бегом домой. Пока не растаяло.

В квартире было так душно, что он сразу понял: не уснуть. Надо дождаться, когда стемнеет. Когда скроется безжалостное солнце. Алексей достал из дипломата распечатку того, что похитил на даче Клишина. Наугад вытащил один из листков, прочитал и хмыкнул. Понятно, почему Михин с этим не справился! Такая философия отпугнет любого. Рассуждения самовлюбленного негодяя о людях и о себе.

Павел Клишин стал вызывать у Алексея еще большее отвращение.

«Смерть на даче». Отрывок

«…и каждый день я вижу в зеркале именно это лицо. Давно надо было отрастить бороду и избавиться от непременной утренней процедуры. От бритья. Плеснуть в лицо водой — и бежать! Бежать!!! Но я словно рожден для страданий. Каждое утро я вновь вижу это и прихожу в отчаяние. Опасная бритва в моей руке дрожит и невольно ползет со щеки все ниже и ниже, к самому горлу.

Лицо мое похоже на коробку дорогих шоколадных конфет, такое же яркое снаружи и пустое внутри. Жалкая горстка шоколада, а поверх розочки, розочки, розочки… Глаза слишком синие, волосы слишком желтые, рот слишком красный, а ресницы и брови слишком черные. Это величайшая разноцветная глупость, которую я только видел в жизни, от ее созерцания тошнит уже через несколько минут. А мне приходится рассматривать буйство плохо сочетающихся красок изо дня в день. Каждое утро я тщательно умываюсь с мылом, словно надеюсь, что они хоть немного полиняют, эти глаза, брови, губы… Но — тщетно! Такое ощущение, что после обязательных утренних процедур они становятся еще ярче!

Это самое большое наказание в моей жизни, хотя многие со мной не согласятся. Если бы лишние килограммы не вызывали у меня раздражение, и страх перед болезнями толстых людей не давил бы так на психику, я давно отрастил бы брюхо. Но я ужасно мнителен. Когда, взбегая по лестнице на пятый этаж, обнаруживаю у себя небольшую одышку, сразу начинаю думать, что это начинается рак. Смешно? И мне. Поэтому в спортзал я хожу тайно и тайно же не ем жирного и мучного. Как какая-нибудь баба!

Если бы при всех моих статях я родился дураком — это было бы огромное для меня счастье. Но мне не везет. Слишком ясно понимаю, чем привлекаю к себе всех этих женщин, и что они хотят от меня слышать и что получить. Им плевать на то, что я мыслю, важно только то, что умею двигаться, умею ходить, есть, пить, укладывать их в постель и вообще, что я живой, а не экранный и не журнальный вариант. Конечно, были и такие, которые утверждали, что любят мою бессмертную душу. Бессмертная душа! Какого дьявола она попала в эту дешевую конфетную оболочку?

Так вот о женщинах. Все они врут. Быть может, попривыкнув к моему конфетному лицу, они и вгляделись в душу мою и попытались ее понять, но это до первого появления со мной на публике. На улице или в гостях я не теряю ощущения, что попал на выставку собак, что я породистый пес на поводке у раздувшейся от гордости хозяйки, и она с восторгом демонстрирует публике, какая у меня редкая масть, роскошный экстерьер и сколько на подобных же собачьих выставках я успел получить медалей. Любая женщина, идущая со мной, не устает ловить завистливые взгляды соплеменниц и чувствовать себя пусть временной, но владелицей того, что не каждой доступно.

Я всегда мечтал отомстить. Пусть не всем, но хотя бы части из них. Заставить страдать. Многие мечтают хоть на миг оказаться в оболочке очень красивого человека и понять, что он чувствует. Могу с уверенностью сказать только одно — красота не вызывает доверия. Что угодно: зависть, восхищение, желание обладать, но не доверие. От красивых людей все время ждут чего-то такого же неординарного, как и их внешность, и потому относятся к нам настороженно. Вот почему это мне мешает. Я не могу быть писателем. Я не могу ничего знать, потому что со мной никто не бывает откровенен, могу только обо всем догадываться. И еще я могу мстить…»

  28