Забродов погасил фары и толкнул калитку. Заскрипели несмазанные петли.
«Цыгане — они и есть цыгане» — подумал Илларион, поднимаясь на невысокое крыльцо.
Света в маленьких окнах не было, но вполне могло оказаться, что к этой хибарке даже электричество не подведено. Заглянуть вовнутрь было невозможно, за стеклом виднелась лишь занавеска.
Забродов постучал в дверь костяшками пальцев.
— Не заперто, — услышал он невнятный полупьяный голос.
Отворил дверь. В неверном свете фонаря, пробивавшемся сквозь занавешенное окно, он увидел парня, сидевшего на стуле с подлокотниками. Голова была свешена на грудь, на лбу виднелся шрам. Еще Забродов увидел, — но уже не успел осознать, что именно видит — то ли блевотину, то ли кровь, заливавшую рубашку на груди, и в последний момент — блеснувший в ртутном свете толстый гвоздь, на два пальца выступающий из уха.
В этот момент сзади на его затылок обрушился мощный удар. Кожаная дубинка, туго набитая песком, глухо ударила в голову. Пит качнулся в сторону и нанес еще один удар, хотя оглушенный Илларион уже падал.
Забродов без сознания лежал на полу. Пит ногой захлопнул дверь и щелкнул выключателем.
Сэм боязливо заглянул в лицо Иллариону:
— Да, это он, мы не ошиблись. Скорее, пока не очухался! — поторапливал Пит.
Он ножом срезал толстый капроновый шнур, протянувшийся наискосок хибары, сорвал с него прищепки, затем, заломив бесчувственному Забродову руки за спину, принялся туго связывать их веревкой. Срезав остатки шнура, связал и ноги.
— Что с ним делать? — спросил Сэм.
— Хрен его знает! — хмыкнул Пит. — Его нам сегодня не заказывали.
— Прикончить бы, — тихо предложил Сэм.
— Это не нам решать, — Пит погасил свет и вышел на улицу. — Подгони-ка машину поближе, заберем его отсюда. В любом случае надо сматываться.
Сэм не стал спорить и подогнал новенькую «Волгу» прямо к калитке. Пыхтя, охранники вдвоем выволокли все еще не пришедшего в себя Забродова, предварительно закрутив его в одеяло, бросили в багажник «Волги». Машина отъехала.
— Чисто сработали, — то ли спросил, то ли похвалился Пит.
Сэм поднял трубку телефона, укрепленного между сиденьями, и протянул напарнику:
— Звони Антону.
Немного подрагивающие пальцы Пита забегали по клавишам. Вскоре в трубке он услышал равнодушный, спокойный голос начальника охраны:
— Да.
— Все сделали в лучшем виде. Но есть одна загвоздка…
— Что именно?
— Клиент, любитель фотографических проявителей сунулся туда же, куда и мы.
— Что с ним?
— Вид у него товарный, если надо, будет на полном ходу. Он с нами, хотим узнать, что с ним делать?
— Перезвоню через пару минут, — бросил в трубку Антон и забарабанил ногтями по крышке письменного стола.
В ответственных ситуациях принимать решение всегда сложно, и невольно возникает желание переложить его на чужие плечи. Антон был одним из тех немногих, кто мог зайти к Борису Аркадьевичу в любое время дня и ночи.
— Есть новости? — вскинул брови Галкин, когда увидел Антона в гостиной в своей квартире.
— Да. Помните, у нас был разговор об Илларионе Забродове?
— Это тот, которому твои ребята собаку порешили?
— Он самый. Несговорчивый мужик, от денег отказался.
— У тебя, слыхал, с ним прокол случился?
— Недооценил я его. Он непростой мужик, инструктором в ГРУ работал.
Галкин-старший хмыкнул:
— Дело в том, Антон, что этот мужик себя дорого ценит.
— Не знаю, по-моему, он вообразил, что купить его вовсе нельзя.
— Такого не бывает, — засмеялся Галкин, — все люди продаются, только одного можно купить за десять баксов, другой еще подумает, продаваться ли за сто, а третьему и ста тысяч маловато.
— Мои ребята его взяли. Похоже, Забродов решил начать собственное расследование.
— Зря вы его собачку порешили. Сильные люди бывают сентиментальны и потом с ними трудно поладить.
— Они могут его аккуратно ликвидировать. Галкин задумался:
— Нет, — наконец твердо сказал он, — лучше этого не делать. Слишком подозрительно, когда все свидетели гибнут один за другим.
— Я должен через пару минуть дать ребятам команду, как им действовать дальше. Пока они едут по городу, он лежит у них в багажнике.
— Антон, поговори с ним.
— Я уже однажды с ним разговаривал.
— Попробуй еще раз, — приказным тоном сказал Галкин.