Последние отзывы

  27  

«Погоди, – сказал он себе, – не то. Вешаться – это потом. Сначала он напился до бесчувствия и вырубился прямо на месте преступления. Зачем? Если планировал, готовился, сговаривался с кем-то, то мог ведь, наверное, и потерпеть? Или его использовали вслепую? А может быть, просто подставили?»

Он медленно спустился со скрипучего деревянного крыльца и остановился, не зная, в какую сторону податься. Выбор у него был невелик – направо или налево, и ни справа, ни слева ему нечего было делать. Справа, в какой-нибудь полусотне метров, немощеная улица вливалась в центральную площадь поселка, посреди которой в чахлом скверике торчал облупившийся бетонный постамент, где в свое время возвышался, по всей видимости, памятник вождю мирового пролетариата. Слева улица плавно загибалась в сторону. Там зеленели странные местные сады, в которых обычно ничего не успевало вызреть, уныло серели двускатные шиферные крыши, а над ними синели поросшие лесом сопки. На склоне ближней сопки Юрий разглядел серебристый блеск свежей алюминиевой краски и поспешно отвел глаза. “Попал”, – подумал он с довольно тягостным чувством. Было очень неприятно оказаться без всякой определенной цели и даже без крыши над головой в месте, да тебе абсолютно нечего делать и где никто, по большому счету, в тебе не заинтересован.

Оглядевшись, Юрий заметил Петровича. Тот сидел на корточках в тени, прислонившись спиной к стволу худосочной липы, по обыкновению копался в бороде, выковыривая из нее какой-то неопределенный мелкий мусор, и покуривал сигаретку с таким видом, словно нетрогался с места уже лет сто и не собирался трогаться в течение по крайней мере такого же срока.

– Привет, – сказал ему Юрий.

– Ужу, – промычал в ответ бригадир, затягиваясь сигаретой, и посмотрел на Юрия из-под низко надвинутого козырька выгоревшего на солнце армейского кепи.

Говорить было не о чем. До Юрия как-то вдруг дошло, что перед ним на корточках сидит абсолютно чужой и несимпатичный ему человек – пьяница, безмозглый бык, бывший зека, неудавшийся насильник, вожак стада диких обезьян, которое в один прекрасный день целиком превратилось в подгоревшее жаркое. Их кратковременное партнерство было вынужденным и теперь, похоже, подошло к концу.

– Подписка о невыезде? – спросил Петрович, глядя прямо перед собой.

– Ага, – сказал Юрий. – Есть такое дело.

– Коа-аел, – процедил Петрович, имея в виду капитана, и длинно сплюнул в пыль. – Уж лучше бы прямо достал пистолет и застрелил. Прирежут нас с тобой здесь, как цыплят.

Юрий снова огляделся по сторонам. Поселок, казалось, спал, хотя время приближалось к полудню. По противоположной стороне улицы, шатаясь и громко икая, прошел пьяный. Судя по кренделям, которые выписывали его непослушные ноги, и по тому, как он отклонял назад корпус, этот абориген пребывал в абсолютно бессознательном состоянии и двигался исключительно на автопилоте.

– Когда усталая подлодка из глубины идет домой, – прокомментировал это явление Юрий.

Глядя на пьяного, он почувствовал, как едва ощутимо бьется где-то в глубине мозга, пытаясь пробиться на поверхность, какая-то пока что не осознаваемая мысль Пьяный был мучительно похож на кого-то, только было никак не вспомнить – на кого. “А, чего там, – подумал Юрий. – Все пьяные чем-то похожи друг на друга… Все до единого… Все… Да, черт возьми, все!"

Он вдруг понял, что это была за мысль и кого напомнил ему местный алкаш. Вот точно так же бродили по вечерам вокруг вагончика его покойные коллеги. “Да, – подумал он, – этого я, наверное, никогда не пойму. Какого дьявола нужно было тащить из Москвы три десятка алкашей и бандитов, когда здесь своих предостаточно? "

– Что думаешь делать, Петрович? – спросил он.

– А хрен его знает, – честно ответил бригадир. – Вот сяду здесь и буду сидеть. Пару дней посижу, а потом, если не прирежут, махну на большак. Поймаю попутку, доберусь до станции, сяду в поезд, и плевал я на эту его подписку.

– Штирлиц дал Мюллеру под писку, – задумчиво сказал Юрий. – Мюллер скорчился и упал… Это не выход, Петрович. И потом, кому ты теперь нужен? Все, что знал, ты уже сказал нашему храброму капитану, так какой смысл тебя резать?

Петрович снова сплюнул на землю и отвернулся, Юрию показалось, что отвернулся он немного чересчур поспешно, и в душе у него зародилось подозрение: а все ли сказал Петрович? В таких замкнутых коллективах, каким была их бригада, бригадир – правая рука прораба и, как правило, знает о делах своего шефа все или почти все. Эге, подумал Юрий. А ты не прост, дядя. Ох, не прост…

  27