126 
Но даже если Зимин и ошибался в своих предположениях, секретаршу господина адвоката все равно следовало отыскать и расспросить. В конце концов, если даже жена не знает, куда подевался этот трусливый ублюдок, то на свете остается только один человек, который может это знать, – секретарша.
Было уже без четверти пять. Впрочем, это больше не имело значения: Зимину сейчас было не до соблюдения правил хорошего тона, да и долговязый Витек никогда не обижался на неурочные звонки, если речь шла о возможности срубить деньжат. Отправить кого-нибудь на тот свет ему было в кайф – вроде как исподтишка плюнуть в тарелку, да так, чтобы тот, кто из этой тарелки поест, ноги протянул. Способ, которым он убивал людей, был таким же подлым, как сам Витек, и именно поэтому не вызывал в нем никакого протеста. По сути дела, это не Зимин должен был платить ему деньги, а он Зимину – за удовольствие. Но этот мир устроен так, что платит тот, у кого деньги имеются, а не тот, у кого их нет.
Он позвонил Витьку, и Витек четко ответил: "Всегда готов!" Зимин велел ему ждать звонка, отключился и снова набрал номер квартиры Лузгина. На этот раз госпожа адвокатша долго не брала трубку, а когда взяла, голос у нее был совершенно сонный: видно, только что задремала, сваленная с ног усталостью и волнением, а тут снова этот Зимин...
Зимин рассыпался в извинениях, а когда извинения были, хоть и с неохотой, приняты, спросил, не знает ли госпожа адвокатша координат секретарши Андрея Никифоровича.
Его собеседница мигом проснулась.
– Этой змеи? – переспросила она, заставив Зимина усмехнуться. – Вы думаете, он может быть у нее? Да я...
– Я так не думаю, – сказал Зимин, которому недосуг было выслушивать, что сделает госпожа адвокатша с любовницей мужа. – Что вы! Как вы могли заподозрить?.. Нет, я этого не слышал, вы этого не говорили... Просто мне вдруг пришло в голову: если Андрей Никифорович и впрямь уехал по делам, она может знать, куда он уехал и на какой срок. Или хотя бы догадываться... Секретарши, скажу я вам, такой народ!.. Вечно они знают больше, чем им полагается по долгу службы.
– Я думала о том, чтобы ей позвонить, – нехотя призналась мадам Лузгина, – но не стала. Все равно эта овчарка ничего не скажет.
– Мне скажет, – заверил ее Зимин. – Я умею быть убедительным.
– Бог вам в помощь, – сказала госпожа адвокатша с сомнением, но телефон и адрес Зинаиды Александровны все-таки продиктовала.
* * *
Было всего семь утра, и звонить в дверь пришлось долго. Пока Витек занимался этим утомительным делом, Зимин прятался за решетчатой шахтой лифта, держа в охапке его тряпки – куртку, шарф, свитер и даже рубашку. Витек стоял напротив дверного глазка в одной майке и терзал кнопку звонка. Из своего укрытия Зимин видел, что плечи и руки долговязого оригинала покрыты зябкими пупырышками – по случаю зимнего времени на лестнице было, мягко говоря, не жарко.
Наконец из-за двери послышался сонный голос, вяло поинтересовавшийся, кто там. Зимин с облегчением перевел дух: звонить секретарше Лузгина и предупреждать ее о своем визите он по понятным причинам не стал и потому не знал даже, дома ли она.
– Кто, кто... Конь в пальто! – неожиданным басом проревел на всю площадку Витек. – Воду закрывать надо, дамочка! Весь потолок мне залили! Безобразие! Открывайте, пока я милицию не вызвал!
Трюк был старый, как водопровод, и такой же примитивный, но сработал он безотказно. Щелкнул замок, дверь начала открываться. Витек быстро шагнул вперед, в прихожей послышался сдавленный женский крик, шум падающего тела, и стало тихо. Зимин поморщился: все-таки Витек работал слишком грубо. А вдруг она ни при чем? А, да дьявол с ней, в конце концов! Сейчас ему было не до тонкостей. Человеком больше, человеком меньше – плевать, бабы новых нарожают! Хотя жаль, конечно, тетка-то красивая, теперь таких почти не выпускают...
Прошло, наверное, две минуты, от силы три, прежде чем Витек, высунувшись из двери квартиры, поманил его рукой. Зимин вошел и остановился в прихожей, не решаясь идти дальше.
– Заходи, не стесняйся, – сказал ему Витек. – Не бойся, она тебя не заложит. Ведь не заложишь, правда? – повысив голос, крикнул он в комнату. В ответ послышалось сдавленное мычание. – Не заложит, – уверенно повторил Витек. – Что она, дура, что ли? Жить-то всем хочется.
Зимин вошел в комнату. Это было настоящее любовное гнездышко – тяжелые портьеры, старинная мебель, антикварные безделушки, картины на стенах и скользкие шелковые простыни. Пахло здесь в основном духами, дорогой косметикой, хорошо промытыми волосами – шикарной стареющей телкой, в общем. А за этими утонченными запахами, как разлагающийся труп за расписной китайской ширмой, угадывался знакомый приторный запашок борделя – запашок, ударивший Зимину в ноздри в кабинете Адреналина в тот самый первый раз. А может, он, запашок, вовсе и не угадывался, а только чудился – чудился потому, что Зимину хотелось его унюхать?
126 
