ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>

В сетях соблазна

Симпатичный роман. Очередная сказка о Золушке >>>>>

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>




  138  

– Вот именно.

– Но то же самое происходит с освоением космоса, правда?

– Это случай из другой «оперы». На этом вы меня не поймаете, генерал. Я продолжу. Экспансия не может быть очень стремительной, нужно осваивать, ассимилировать завоеванное. Именно тут возникает противоречие. Для сокрушения врага нужна стремительность – непрерывный бег вперед до победы, но если не производить освоение уже завоеванного, то почва начинает расползаться под ногами. Если сравнить с космосом, то никак не удастся освоить Альфу Центавра ранее, чем слетать на Луну. Правильно? Так вот, сейчас этот Большой Советский Союз дошел до вершины своего могущества на текущем этапе. Для «переработки» захваченного ему нужно очень много времени. Если он сейчас не остановится, внутренняя катастрофа ему гарантирована. Это чемпион, который пытается взять вес, обязанный его задавить. Но и остановиться он не может. Мы знаем, что в деле общего научно-технического прогресса за Западом ему не угнаться. Он должен использовать шанс, и он будет пытаться это делать. В конце-то концов, он надорвется.

– Интересная концепция. И как это отразится на всех остальных?

– Не знаю. Если не произойдет глобальной атомной катастрофы, быть может, они и выкрутятся. А может, и этого недостаточно. – Академик снова на мгновение ослепил генерала переотраженным светом своих квадратных очков.

– Ну, и пессимист же вы, Адам Евсеевич, – констатировал тот.

В общем, вечер удался.

35. Поводы для сомнений и их отсутствие

Ну, что? Что еще противопоставят нашему напору слабосильные в штыковом и таранном танковом бою империалисты? Чем затормозят нашу гусеничную удаль? Ясно чем, подлостью и коварством – своим эфемерным научно-техническим прорывом. Бомбой ядерно-плутониевой, медленными нейронами разогретой. Но ведь, позор империализму, сколько их уже в пришпиленных к Тихому океану странах взорвалось – не новость даже для первоклассника. А потому не спит наша разведка, не дремлет ПВО, истребителями высотными снаряженное под завязку, вертят ушастыми головами части ВНОС, жужжат невидимыми лучами свежевыкрашенные в красноту-желтизну пустыни локаторы. И посему знает наша разведка из агентурных источников о спешном строительстве в Тасмании гигантской взлетной полосы под «Б-29». А что есть «Б-29»? И это наша славная разведка ведает. Есть он, покуда единственный возможный носитель «Малышей», «Толстяков» и их потомков, в лабораториях Оппенгеймера родившихся. А по сей причине – двойная, тройная бдительность к небу. А по случаю таковому приказ по войскам пехотным, конным и танковым – рассредоточенность и еще раз рассредоточенность! Скажем «нет!» плотным боевым порядкам. И еще: держите противника вблизи, вцепляйтесь ему в глотку и не отпускайте. А значит, наступление без долгой подготовки, это вам не европейские кампании, когда можно неделями маскировать орудия и накапливать снаряды под пеньками для двухчасовых «огневых налетов». Нет теперь на это времени – «Б-29» от Тасмании три часа ходу, а «Толстяку» пять минут на парашютное падение. И по сему поводу ужасному – с ходу и в бой, встречно, поперечно и как придется. А следовательно, жертвы немереные и минные поля навылет, и гусеницы стальные, змеями свивающиеся, и катки танковые, разбрызгивающиеся хрусталем. Потому как – нет альтернативы, точнее, есть – в землю вкопаться и ждать лобового наступления янки, когда они силы нарастят, по их меркам достаточные для перехода в атаку – десятикратный перевес, как минимум, а потом перемолоть их, как под неизвестным в этой истории Курским выступом, но ведь снова маячат над картами «Б-29», а потому какая, к чертям собачим, круговая оборона? Пан или пропал – победа только в наступлении, в самом стремительном, самом сжатом во времени и расплесканном в пространстве. Вперед, заре навстречу!

36. Новая смена фона

Капитан-лейтенант Баженов горестно раздумывал о своей судьбе. Противоречия жизненных коллизий последних дней несколько сбили его с толку. С одной стороны, он остался жив, когда тысячи членов экипажа «Советского Союза» ушли в неизведанную и недостижимую, на нынешней стадии развития техники, глубину океанической пучины. Более того, в текущий момент он не просто плескался в верхнем слое моря, доступном акулам и торпедным катерам противника, а покоился в относительно сухом помещении американского эскадренного миноносца «Могиканин». Но, с другой стороны, не лучше ли было остаться в чреве навеки затаившегося на дне линкора, чем попасть в позорный плен к средоточию мирового империализма? Кроме всего, освобожденный комсомольский работник потопленного бронехода Баженов окончательно все запутал на первоначальном допросе. Когда янки, на чисто русском языке, потребовали от него назвать свою должность, звание и имя-отчество, он, после недолгого раздумья, смалодушничал и вместо планируемого заблаговременно прикидывания немым или контуженным решил назваться чужим именем, благо истинные документы были централизованно и загодя уничтожены. Повинуясь некому шальному внутреннему импульсу, он представился капитаном первого ранга Скриповым Евгением Ильичом, присвоил, так сказать, себе имя героически сгинувшего верховного корабельного замполита. Имел ли он на то право? Абсолютно никакого. Но подлые янки проглотили его намеренную ложь без особого конфуза, и их военнослужащий писарь внес сию неправду в формуляр, пользуясь автоматической ручкой неизвестной Баженову марки. После этого Баженова отделили от остального личного состава, подобранного американцами в месте затопления «Советского Союза», и поместили в отдельную камеру-трюм, предназначенную для временного хранения плененных старших морских офицеров и адмиралов. Однако на сегодня у империалистов имелся всего один подобный представитель – Скрипов-Баженов. Надо сказать, что молодость Баженова вызвала с их стороны некоторое недоверие по отношению к его должности, а потому они привлекли, для подтверждения правдивости его слов, свидетелей из состава спасенных. Но то ли свидетели были выбраны неудачно и навскидку, то ли некие нематериальные и отрицаемые марксизмом-ленинизмом силы природы решили окончательно запутать и без того сложное существование капитан-лейтенанта, но выдернутые для опознания морячки действительно признали в Баженове капитана первого ранга Скрипова. Морячков было двое, оба из команды, обслуживающей многосильные судовые двигатели, скорее всего, из тех, кто во время боя находился в отдыхающей смене, иначе как можно было допустить их спасение из самого нутра гигантского линкора? То ли они были призваны в Военно-Морской Флот совсем недавно, то ли вечный грохот тысячесильных машин нивелировал их мозговые извилины, но, похоже, званий и лиц они совершенно не различали, а может, их органы зрения настолько привыкли к полумраку внутренностей «Советского Союза», что приобрели дальтонизм, близорукость и куриную слепоту? Баженов мог только догадываться о причинах произошедшего, но теперь хода обратно окончательно не было. Находясь в уединении и тиши своей камеры заключения, он усиленно готовился принять как должное пытки и смерть, уготованные ему в качестве главного корабельного комиссара. Он смутно чувствовал, что на долю руководителя коммунистов и второй по значимости руки самого мощного из когда-либо потопленных кораблей неприятностей должно выпасть значительно и значительно больше, чем на долю простого освобожденного секретаря комсомола. Поскольку он не имел имущества, семьи или еще каких-то атрибутов, усложняющих жизнь, ему не нужно было, даже мысленно, составлять завещание или же писать прощальные морально-этические наставления конкретным людям. Поэтому, дабы развеять уныние обреченного на гибель существования, Баженов-Скрипов предавался сладостным мечтам о своей героической гибели. Так, ему виделась озаренная светлыми звездами, почерневшая от крови пролетариата палуба (потому как нельзя было представить, что империалисты решатся осуществлять свой геноцид при сиянии возвещающего светлую зарю человечества солнца), а на той палубе стоял он – Баженов, в роли капитана первого ранга, в распахнутую же грудь ему целились дымящие пороховым смрадом главные калибры линейного корабля «Миссури», а из-за горизонта его славной гибелью интересовались все угнетенные негры, индейцы и метисы, а также отдаленные, еще не родившиеся потомки коммунистического завтра. Не приученное к прямому подвигу воображение никак не желало довершать полыхающую в голове картину последним аккордом: то у империалистических калибров случалась осечка, то недолет, а один раз в середине ствола «Миссури» взорвался подкалиберный снаряд, изготовленный с тайным изъяном американскими подпольщиками, спонсируемыми Комитетом государственной безопасности. В мечтах-размышлениях бывшего комсомольского вожака подобные казусы случались часто. А кончалось все тем, что восхищенный стойкостью русского офицера военно-морской пролетариат и крестьянство штатовского линкора разворачивало калибры в сторону своих поработителей и победоносно мчалось громить всю президентскую рать города Вашингтона. По пути к ним присоединились вставшие на путь равенства и братства подводные лодки, а также снабженные атомной авиацией авианесущие корабли. Сам израненный калибрами, Баженов-Скрипов символически водружал политое собственной кровью алое знамя на баррикадах Нью-Йорка и Чикаго. Дальше сознание Баженова привычно уносило его мысли в знакомые дебри грядущего царства освобожденного труда и процветания справедливости. Радостно стирались грани между городом и деревней, а целина недоступных ныне днищ морей и океанов превращалась в хранимые дельфинами и прирученными медузами плантации полезной для зубов и печени морской капусты.

  138