Особенно,... 
102 
«Что я делаю? — думала она, наблюдая за тем, как лакей и кучер, нарочно кряхтя и воротя носы, приподнимают тело Аполлона Игнатьевича. — Зачем мне это надобно? Неужто мало у меня забот, чтобы влезать еще и в это?»
— Довольно, — сказала она. — Кладите обратно, я уже все увидела. Лицо ему накройте.
Она действительно увидела все, что хотела. Тело князя было прострелено навылет, сюртук на спине торчал кровавыми клочьями, и Мария Андреевна вдруг усомнилась в том, что все это могла натворить пуля, выпущенная из изящного дуэльного пистолета. Впрочем, судить об этом было рано, и княжна, слегка приподняв подол, направилась к коляске.
Щипавшая овес лошадь при ее приближении только мотнула головой и начала жевать быстрее. Не обращая внимания на ее разбойничье поведение, княжна взобралась в коляску, поморщившись, когда с окровавленного сиденья с сердитым жужжанием взлетела целая туча мух. Крови в коляске было ужасно много, она натекла даже на пол, и княжне приходилось всячески изворачиваться, чтобы не угодить в загустевшую лужу. Она удивилась, поймав себя на том, что не испытывает более тошноты и желания упасть в обморок. То же было с нею и прошлым летом: как только шок от первого столкновения с жестокой действительностью прошел, все чувства Марии Андреевны вернулись к норме, словно кровь и разбросанные повсюду мертвые тела были для нее самым обыкновенным делом. Князь Александр Николаевич часто говорил, что человек может приспособиться к любым условиям существования. Отправь его в ад, говорил старый князь, и уже на другой день он будет покрикивать на чертей, требуя поддать жару. В ту пору эти слова казались Марии Андреевне просто одним из остроумных парадоксов, до коих князь был великим охотником, и лишь теперь она осознала их истинное значение.
Дырка, пробитая пулей в атласной спинке сиденья, обнаружилась именно там, где княжна ожидала ее найти. Обернувшись, она увидела лакея и кучера, уныло торчавших рядом с коляской в ожидании дальнейших приказаний.
— Нож подайте, — велела она им.
Дворовые засуетились, кучер даже сбегал к коляске княжны, но ножа так и не нашли. Княжна покачала головой и тут же забыла об этих бездельниках. В конце концов, с этим делом она могла справиться и без ножа, вот только пачкаться не хотелось.
Упрямо закусив губу, она просунула в пулевое отверстие сначала один указательный палец, а затем и второй, после чего согнула оба пальца крючками и с силой развела в стороны. Заскорузлый от крови атлас разъехался с негромким треском. Справиться с рогожкой оказалось труднее, но и она в конце концов уступила усилиям княжны, выпустив напоследок облачко пыли и выставив напоказ волосяную набивку. Долго искать пулю не пришлось: пройдя сквозь грудь Аполлона Игнатьевича, свинцовый шарик потерял силу и увяз в набитой конским волосом подушке сиденья. Зажав его в кулаке, княжна поспешно выбралась из залитой кровью коляски и только тогда разжала пальцы, чтобы взглянуть на свою находку.
— Говорите после этого, что я безумна, — одними губами прошептала она, как следует рассмотрев трофей.
На ладони, обтянутой испачканной кровью кружевной перчаткой, лежала пуля, которой был убит князь Зеленской. Калибр этой пули даже на первый взгляд был заметно крупнее, чем калибр дуэльного пистолета, который до сих пор сжимал в руке Аполлон Игнатьевич. Но не это поразило княжну: не в силах оторваться, она смотрела на извилистую бороздку в свинце, напоминавшую след, оставленный улиткой. Не было нужды вынимать из-за корсажа висевшую на цепочке пулю: Мария Андреевна и так видела, что оба свинцовых шарика были отлиты в одной и той же форме.
* * *
Княгиня Аграфена Антоновна аккуратно промокнула кружевным платочком глаза. Глаза у нее были совершенно сухие, хоть и натертые до красноты. Отголосок зычного окрика, которым она привела к порядку своих дочерей, казалось, еще блуждал в углах мрачноватой, с низким потолком и подслеповатыми окнами гостиной курносовского дома, отскакивая от потолочных балок и путаясь в портьерах, а лицо уже снова приобрело выражение притворной скорби. В сочетании с недобрым взглядом острых, как буравчики, глаз княгини эта скорбная мина выглядела столь неуместно и отвратительно, что Марии Андреевне стоило больших усилий не отвернуться.
В углу, на софе, сбившись в кучу, боязливо хлюпали большими мокрыми носами Елизавета, Людмила и Ольга. Было слышно, как за стеной осторожно двигаются, скрипя половицами, переставляя стулья и время от времени что-то роняя, дворовые люди Зеленских, хлопотавшие над телом Аполлона Игнатьевича.
102 
