Вытянув руку, она замахнулась на меня. Там, на заднем сиденье такси, она попыталась ударить меня. Я в ужасе отпрянула.
Схватив ее обеими руками, Тим прижал ее к дверце такси.
— Если я еще раз услышу от тебя это слово, ты уйдешь из моей жизни навсегда!
— Ты, член, — парировала Кирстен.
После этого мы ехали в тишине, единственным звуком был раздававшийся время от времени из рации водителя голос диспетчера таксомоторной компании.
— Давайте где-нибудь выпьем, — предложила Кирстен, когда мы добрались до дома. — Я не хочу иметь дело с этими ужасными бесцветными личностями. Я просто не могу. Я хочу походить по магазинам. — Она обратилась к Тиму. — Мы тебя отпускаем. Эйнджел и я пойдем по магазинам. Я и вправду ничего больше не могу сегодня.
— У меня нет желания ходить по магазинам прямо сейчас, — возразила я.
— Пожалуйста, — требовательным тоном попросила Кирстен.
Тим сказал мне мягко:
— Сделай нам обоим одолжение. — Он открыл дверцу такси.
— Ладно, — согласилась я.
Отдав Кирстен деньги — вероятно, все деньги, что у него были с собой, — Тим вышел из такси. Мы закрыли за ним дверь и через некоторое время уже были в торговом районе Санта-Барбары среди множества чудесных магазинчиков и их различных ремесленных поделок. Вскоре Кирстен и я сидели в баре, довольно милом, с приглушенным светом и тихо звучащей музыкой. Через открытые двери мы видели людей, прогуливающихся на ярком полуденном солнце.
— Дерьмо, — заявила Кирстен, хлебнув коктейля с водкой. — Надо ж было узнать такое. Что ты умрешь.
— Доктор Гаррет просто раскрутила тему возвращения Джеффа.
— Что ты имеешь в виду? — Она помешала свой коктейль.
— Джефф вернулся к вам. Это исходный факт. И Гаррет вызвала причину, чтобы объяснить это, самую драматичную причину, какую только смогла найти. «Он вернулся по некой причине. Именно поэтому они возвращаются». Это банальность. Это как… — я развела руками, — как призрак в «Гамлете».
Насмешливо посмотрев на меня, Кирстен сказала:
— В Беркли разумная причина найдется для всего.
— Призрак предупреждает Гамлета, что Клавдий — убийца, что он убил отца Гамлета.
— Как зовут отца Гамлета?
— Он именуется только как «отец Гамлета, покойный король».
Кирстен с каким-то совиным выражением на лице заявила:
— Нет, его отца тоже зовут Гамлет.
— Ставлю десять баксов, что нет.
Она протянула руку, и мы поспорили.
— Пьеса, — сказала Кирстен. — правильно должна называться не «Гамлет», а «Гамлет-младший», — Мы обе засмеялись. — Я имею в виду, это всего лишь болезнь. Мы больны, раз пошли к этому медиуму. Пусть все идет своим чередом — конечно, Тим встретится с этими яйцеголовыми из исследовательского центра. Знаешь, где он действительно хочет работать? Никому не говори, но он хотел бы работать в Центре по изучению демократических институтов. Все это дело с возвращением Джеффа… — Она глотнула коктейль. — Оно дорого обходится Тиму.
— Он не должен издавать книгу. Он мог бы отказаться от этой затеи.
Словно размышляя вслух, Кирстен продолжила:
— Как же медиумы делают это? Это экстрасенсорное восприятие. Они могут улавливать твои тревоги. Старая склочница как-то пронюхала, что у меня проблемы со здоровьем. Все из-за того чертова перитонита… Что он у меня был, известно всем. У них есть какой-то центральный архив, у медиумов всего мира. Множественное число, я полагаю, медиа.[79] И мой рак. Они знают, что я извожусь второсортным телом, как подержанным автомобилем. Барахло. Бог подсунул мне барахло вместо тела.
— Ты должна была сказать мне о пятне.
— Это не твое дело.
— Я забочусь о тебе.
— Лесбиянка, — объявила Кирстен. — Лесбиянка. Вот почему Джефф покончил с собой — потому что ты и я любим друг друга. — Я и Кирстен тут же покатились со смеху. Мы столкнулись лбами, и я взяла ее за руку. — У меня припасена для тебя шутка. Мы больше не должны называть мексиканцев «латинос», так? — Она понизила голос. — Мы должны называть их…
— Скотинос, — ответила я.
Она блеснула на меня глазами.
— Вот же е*** твою мать.
— Давай подцепим кого-нибудь, — предложила я.
— Я хочу пойти по магазинам. Ты цепляй. — Она помрачнела. — Какой прекрасный город. Может, мы будем здесь жить, как ты понимаешь. Останешься в Беркли, если Тим и я переедем сюда?