— Но Галецкий недавно вернулся в Россию, и теперь его работы снова поднялись в цене.
— Ах вот что! А просто взять в банке ссуду ты не можешь?
— Не дадут. Я ведь безработная.
Каменев задумался. Анна допила свой стакан, перевернула его, высыпала подтаявшие кубики льда и стала складывать из них башню.
— Я получил кое-что в Париже, — сказал Каменев после паузы. — Правда сейчас мне понадобятся деньги на… Но уехать из Мюнхена ты должна непременно! Знаешь что? Поезжай-ка ты к Майклу в Вену и побудь у него, пока я тебя не вызову. — Каменев достал бумажник и вынул из него несколько сотенных бумажек. — Вот, возьми, тут немного, но на дорогу и на первое время тебе хватит. А не хватит — займешь у Майкла, я потом ему отдам.
— А ты уверен, что я тебе тут не нужна?
— А кто еще недавно собирался навек расставаться?
— Вечно ты добиваешься своего…
— Да, Малыш, и так будет всегда. И сейчас я хочу, чтобы ты поехала домой, приняла ванну, а потом легла отдохнуть, поставив будильник на девять часов. В десять идет последний поезд на Вену.
— Ты уже и расписание поездов успел посмотреть?
— Да. Я все предусмотрел.
— Спасибо тебе: сейчас я бы и вправду не сумела позаботиться о себе. Отвезти тебя домой?
— Ни в коем случае! Я поеду на метро. До свиданья, дорогая моя.
— Постой! Тебя из Монжерона вызвала полиция?
— Да. Какой-то тип из полиции меня прямо там допрашивал.
— Ажан?
— Не понял.
— Французский полицейский?
— Нет, он приехал специально из Германии. Он-то и посоветовал мне срочно вернуться в Мюнхен самолетом.
— А как же твои картины?
— Не хотелось их снимать до окончания выставки. Не беспокойся, за ними Валентин присмотрит. Он мне их привезет, когда приедет на похороны Натальи.
Рука Анны дрогнула, и башня из ледяных кубиков, которую она так старательно и осторожно выкладывала, рассыпалась.
— Как жутко это звучит — «похороны Натальи»! Да, мне в самом деле лучше сейчас ехать в Вену. Ладно, ты иди, Костенька. Я еще немного посижу, соберусь с мыслями.
— Хорошо, Малыш. А в Вене постарайся ни о чем не думать. Гуляй с ребятишками Майкла, слушай музыку, ходи по музеям и готовь нашу выставку — в такое время полезно заниматься делом. А я буду тебе звонить. На всякий случай не забудь самое главное: ни в каком отеле мы с тобой не были и с Натальей там не встречались.
— Хорошо. Ты позвонишь мне в Вену, если что-то пойдет не так?
— Обязательно позвоню.
Каменев поднялся из-за стола, подошел к Анне и поцеловал ее в голову и пошел к спуску.
— Зонтик! Костя, ты забыл свой зонтик!
Он вернулся к столу, взял висевший на спинке стула зонт и, не сказав больше ни слова, повернулся и, не оглядываясь, пошел к эскалатору.
Анна сидела и глядела ему вслед, пока он спускался на эскалаторе, потом наклонилась и принялась смотреть через сетку барьера, как он идет через кассовый зал и спускается по ступеням в подземный зал вокзала. Потом она встала и тоже направилась к эскалатору.
Инспектор следил за нею, пока она не спустилась в кассовый зал и не исчезла. Только тогда он повернулся к Апраксиной.
— Ну, так о чем же они разговаривали?
— У-ф, какая жара!
Миллер достал из-под газетного вороха магнитофон, но она остановила его жестом.
— Не спешите, инспектор! Сначала скажите мне о ваших впечатлениях. Я больше следила за словами, ведь здесь довольно шумно, а вы наблюдали все, но не понимали слов. Между тем слова могут означать одно, а мимика, жесты — совсем другое.
— Вы думаете?
— Убеждена. Попробуйте, дорогой инспектор, реконструировать эту встречу, исходя только из ваших визуальных наблюдений.
— Как это?
— Ну, представьте себе, что магнитофон испортился, а я забыла русский язык, или они говорили по-венгерски. Что, по-вашему, произошло между ними?
— Гм, я попытаюсь. — Миллер откинулся на стуле и задумался. — А можно я схожу еще за пивом?
— Пожалуйста, инспектор.
— Захватить для вас стаканчик?
— Боже избавь! Нет, для меня возьмите минеральную воду.
Когда инспектор вернулся, он сначала отхлебнул из своего стакана, а потом уже начал говорить:
— Мне показалось, во-первых, что госпожа Юрикова о смерти Натальи Каменевой не знала, и господин Каменев сначала ей ничего не сказал: они встретились, как встречаются поссорившиеся люди — разговор был поначалу напряженный и не очень дружественный, по крайней мере, со стороны госпожи Юриковой. Потом Каменев, видимо, сказал ей о смерти жены — и это известие ее потрясло, она заплакала. Потом они заговорили как влюбленные: похоже, что Каменев в чем-то ее убеждал, может быть, делал ей предложение, а она — отказывалась. Потом между ними возник какой-то не очень приятный денежный разговор, после которого Каменев очень неохотно передал ей деньги. Но закончили они разговор, как мирные супруги или старые друзья, которым удалось придти к соглашению.