«Ну и мерзкий же он тип! Небось, сейчас примется охрану распекать, будто бы не сам им приказал не предпринимать никаких действий. Да, тяжело признаваться в собственных ошибках».
Информации Сиверов добыл не так уж много, зато она была исчерпывающей: имя, фамилия, адрес, правда, старый, по которому Эмма Савина уже не жила. Но и это – кое-что. Обычно такие случаи занимали не более пяти минут поиска, если, конечно, под руками имеются компьютер и база данных за последние десять лет. Савина – фамилия распространенная, однако, в сочетании с именем, а имя как раз редкое, вряд ли в Москве отыщутся хотя бы две или три Эммы Савины.
Занявшись поручением генерала Потапчука, Глеб на время забыл, что у него есть жена и маленький ребенок. Такое уже случалось. Когда Сиверов сосредотачивался на чем-нибудь, остальное как бы переставало для него существовать. Он мог не спать ночами, не есть сутками, словно использовал энергию, накопленную за предыдущие дни.
Лишь для порядка Глеб еще раз проверил, нет ли преследователей.
«Гудкович оказался трусом, никого не послал за мной следом. И в милицию наверняка звонить не стал. У меня-то против него аргумент железный – наркотики».
«Вольво» въехала во двор, и Глеб припарковал ее в дальнем углу – так, чтобы сразу было не понятно, куда именно приехал человек. В доме горело всего лишь несколько окон, как-никак, время позднее, половина второго ночи. Возле двери подъезда самозабвенно целовалась парочка. Девушка с кожаным рюкзачком за плечами вынуждена была стоять на цыпочках, чтобы дотянуться до губ парня. Так и не переставая обниматься, они отошли в сторону, чтобы дать Сиверову возможность войти в подъезд, гулкий и тихий в ночи.
При каждом удобном случае Глеб непременно тренировал себя: «взойду наверх бесшумно и в то же время быстро». Он мягко ставил ноги, перешагивая через одну, а где и через две ступеньки. На третьем этаже из-за двери залаял пес.
"Вот же существа, собаки, – подумал Сиверов, – их не проведешь, они и следы по запаху отыщут, и звуки услышат, которые человеку недоступны. И все им дано от природы, без тренировок. У меня тоже обостренное чутье, чувствую опасность, когда еще на подходе, и не умом, а кожей. И все же мне кажется, что Потапчук преувеличивает.
Видится ему вселенский заговор, а возможно, никакой организации-призрака не существует. Он вышел на локальную проблему, видит только ее часть, а ему мерещится целая громада. Но с Потапчуком спорить тяжело, нюх у него не хуже моего, в чем-то даже и более чувствительный. Он сам ходит по коридорам власти, чувствует, какая погода стоит там, знает о настроениях не понаслышке. Перед грозой в воздухе всегда пахнет озоном".
Волосок, который Глеб приклеил перед уходом к дверной коробке, оказался на месте. Замок мягко щелкнул, и Сиверов вошел к себе на мансарду. Не раздеваясь, лишь расстегнув куртку, он отодвинул в сторону полку с книгами, причем сделал это торопясь, несколько книг даже упали на пол. Безжизненный пока компьютер, глянцево отливая в полумраке погашенным монитором, ждал своего хозяина.
"Груда железа, пластика, стекла, микросхем…
Но если знать, как к нему подойти, он многое может рассказать", – усмехнулся Сиверов, садясь за стойку.
В его распоряжении был архив, предоставленный Потапчуком – все данные о жителях Москвы и о тех, кто получал временную прописку в столице, за последние десять лет. Программу составили совсем недавно – полгода назад. Пока загружались данные, Глеб нервно сжимал и разжимал пальцы, готовясь отстучать на клавиатуре короткую фамилию «Савина» и один из инициалов – "Э".
Наконец на экране появилось диалоговое окно.
Сиверов набрал: «Савина Э.*» – вместо отчества он поставил звездочку, как того требовала программа. Год рождения тоже ввел с одним неизвестным. Компьютер отреагировал надписью: «Ждите». Вскоре в двух окнах, одновременно возникших на экране, высветилась нужная информация. Из сообщения в первом окне следовало, что Савина Эмма Александровна до 1994 года проживала по адресу, который дал Глебу Гудкович, владелец ночного клуба «Титаник». Но информация в другом окне была неутешительной: на сегодняшний день Савина Эмма Александровна нигде в Москве не значилась.
«Но это же абсурд, – недоумевал Сиверов, – институт прописки, конечно, гнусная штука, но свои плюсы у него есть. Если уж человек был прописан в Москве, его снимали с учета только после того, как он прописывался где-нибудь в другом месте».