ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>

Креольская невеста

Этот же роман только что прочитала здесь под названием Пиратская принцесса >>>>>

Пиратская принцесса

Очень даже неплохо Нормальные герои: не какая-то полная дура- ггероиня и не супер-мачо ггерой >>>>>

Танцующая в ночи

Я поплакала над героями. Все , как в нашей жизни. Путаем любовь с собственными хотелками, путаем со слабостью... >>>>>




  45  

Кабан подал ему куртку. На его мясистых губах играла гаденькая улыбочка, и капитан подумал, что этот накачанный мордоворот, вполне возможно, подслушивал под дверью. Он рывком выдернул из руки Кабана свой пистолет и сердито втолкнул его в кобуру. Нахлобучив кепку, он выжидательно посмотрел на охранника, сдерживая готовое сорваться ругательство. Честно говоря, ему хотелось даже не выругаться, а просто влепить кулаком прямо в центр этой толстомясой хари и посмотреть, что из этого получится.

Видимо, это желание все-таки отразилось на его лице, потому что Кабан вдруг перестал улыбаться и даже каким-то образом слегка уменьшился в объеме. Судя по габаритам капитана, он мог бы ударом кулака свалить быка, и Кабану вовсе не хотелось проверять это предположение на своей шкуре. Он шагнул к дверям и взялся за собачку замка, но Нагаев остановил его движением бровей — Ты ничего не забыл? — неприветливо спросил он.

— Чего это? — скорчив глупую мину, переспросил Кабан — Ах, это! — Он хлопнул себя по лбу и полез в карман брюк. — Виноват, гражданин начальник! Вот, примите от благодарного человечества Он протянул капитану конверт. Нагаев откинул клапан и покопался в конверте согнутым пальцем — Смотри, урка, — предупредил он. — Если ты хоть доллар притырил, сидеть тебе на нарах.

— Обижаете, гражданин начальник! — с издевательским раболепием воскликнул Кабан. — За что же вы меня посадите? За то, что я ваш хабар ополовинил? Так про это еще статью не написали! Вот Никита наш Артемич депутатом заделается, уж он напишет… Вот тогда и сажайте Нагаев небрежно засунул конверт в карман куртки и с наслаждением схватил Кабана за грудки, собрав его рубашку в горсть.

— Слушай меня внимательно, недоумок, — прошипел он прямо в бегающие поросячьи глазки охранника. — Ты мне не нравишься. Еще раз вякнешь — вышибу мозги. А посадить я тебя могу в любой момент и за что угодно — хоть за не правильный переход улицы. Ты понял, вонючка? И Вареный тебя не защитит. Ему со мной ссориться не резон Оттолкнув Кабана с такой силой, что тот чуть устоял на ногах, Нагаев сам отпер замок и вышел, хлопнув дверью так, что та едва не сорвалась с петель.

Садясь в машину, он нечаянно поднял глаза и вздрогнул: из окна второго этажа на него смотрело худое и бесцветное, как у вурдалака, лицо Вареного.

* * *

Счастливо миновав пустые по случаю плохой погоды скамейки, на которых любили собираться разговорчивые старухи из трех соседних подъездов, Андрей Кареев перешагнул грязную лужу, где плавали несколько размокших окурков и неприлично белел чей-то не успевший рассосаться плевок, и потянул на себя вихляющуюся дверную ручку. Дверь тягуче взвыла. Это был до боли знакомый звук. Придерживая на плече полупустую спортивную сумку, Андрей протиснулся в подъезд и на мгновение остановился, пережидая нахлынувшее ощущение нереальности происходящего, от которого слегка кружилась голова и казалось, что ноги не касаются пола. Он стоял, вдыхая знакомый запах подъезда, который ни с чем невозможно было спутать, и со смешанным чувством радости и тревоги подмечал привычные детали.

Здесь ничто не изменилось за время его отсутствия, и это было странно: ему почему-то казалось, что за два с небольшим месяца все стало совсем другим.

«Это потому, что я сам изменился», — подумал Кареев и двинулся к лифту. Кабина лифта тоже осталась такой, какой она запомнилась Андрею: сверху донизу исписанный и изрезанный перочинными ножами, тускло освещенный, скрипящий и конвульсивно содрогающийся ящик, похожий на внутренность двустворчатого шкафа, насквозь провонявший мочой и паленой пластмассой. Когда-то здесь было зеркало, и его треугольный осколок по-прежнему нелепо поблескивал в левом верхнем углу исцарапанной алюминиевой рамы. Андрей поймал в нем свое отражение: ввалившиеся щеки, нехороший блеск глаз, небритый подбородок с полузажившей царапиной. Он не стал отворачиваться: по большому счету, ему было все равно. — Покопавшись в карманах утепленной матерчатой куртки, он достал мятую пачку дешевых сигарет и закурил, даже не пытаясь делать вид, что это доставляет ему удовольствие. В его жизни теперь было мало удовольствий, да и те, что были, ухитрялись каким-то таинственным образом быстро превращаться в противоположность, в конечном итоге вызывая один и тот же эффект — тошноту и головную боль.

Он курил, испытывая тошноту и головную боль, и терпеливо ждал, когда же лифт, наконец, доставит его на двенадцатый этаж. Ему хотелось помыться и для начала выпить кофе — кажется, где-то на кухне оставалась нераспечатанная пачка. И он все время помнил о том, ради чего вернулся, равно как и о том, чем это ему грозит.

  45