Последние отзывы

  29  

Так пришла весна. Весна 1580 года. Проклюнулась молодая листва на деревьях, на полях еще стояла вода, земля с трудом оттаивала после почти бесконечной зимы. На Каме уже сновали лодки, а Строгановы готовились к торговле с Москвой…

Но не только к торговле.

Все по-прежнему мечтали о сказочной Мангазее, о походе, о богатствах для казачьей вольницы. Армия из тысячи человек ждала этого похода, затаив дыхание, армия, хорошо натасканная, беспрекословно подчиняющаяся Ермаку, отучившему еще с помощью нескольких казней буянить свое дикое «лыцарство».

– Так больше не пойдет, – не выдержал наконец в мае Ермак и все высказал Никите и Максиму Строгановым. Их дядька Симеон тихо умирал той зимой в монастыре на покаянии.

Таков уж был обычай у купчин: в конце дней своих, – а Строгановы его нутром чуяли, этот конец, – покидали они свои хоромы ради монастыря, жили там келейно, моля у Господа смирения и покорности. Так когда-то поступил Аника Строганов, мудрейший человек, который из простых купчиков сумел пробиться во всемогущие. Когда почувствовал он приближение костлявой с косой в руках, отбыл в монастырь Соловецкий и стал там «монахом Иоасафом».

– Точно, так не пойдет, Ермак Тимофеевич, – отозвался Никита Строганов. Его и самого все больше привлекала воинская наука; а вот Максим тянулся к торговому делу и увеличению богатства рода. – Ты абсолютно прав, но сам подумай: покорить Сибирь и уничтожить Кучумово войско пока еще сам царь не решался.

– Царь наш старый болтун, хоть и Грозный, – гордо вскинулся Ермак. – Он больше о своем бабье помышляет, а Сибирь на нас свалил.

– Но силы нашего воинства…

Ермак торопливо перебил Никиту:

– Один не знающий страха казак стоит сотни благоразумных! Нас же целая тысяча. Так разве у Кучума наберется сто тысяч воинов?

– Что ж, посмотрим, – Никита обошел вокруг широкого стола. Карта, нанесенная на огромный лист пергамента, покрывала всю столешницу: на ней была обозначена вся Пермская земля со всеми ее реками и холмами, горами и озерами, поселениями и укрепленными крепостцами, с дорогами и непролазными болотами.

– Ты пойми, мы ж волнуемся, Ермак, – примирительно произнес Максим Строганов, до сих пор молча вслушивавшийся в спор.

– Волнуетесь? Это с тысячей-то казаков волнуетесь? Чего ради?

– Вот здесь… – Никита Строганов ткнул указательным пальцем в какую-то маленькую точку на огромной карте. – Речонки Силва и Чусовая. На их берегах находятся знатные поселения, земля там хорошая, родит много, зверья там тоже немерено. Четыре дня назад сгорело там девять селищ укрепленных! Мурза Бегулай нагрянул с семью сотнями вогулов и остяков и все пожег.

– А кто такой Мурза Бегулай? – спокойно спросил Ермак.

– Да князек местный, до сих пор дань исправно платил и покорен был. И вот внезапно взбунтовался, царя московского признавать более не желает и будоражит только всех без дела.

Ермак криво усмехнулся.

– Да он для нас ровно подарок Божий! Никита, казаки покажут, что они под победой понимают!

– Умываю руки, – улыбнулся и Никита. – Если ты с победой вернешься, Ермак Тимофеевич, дорога на Сибирь свободна…

День 22 июля был пронизан солнцем и ярким светом. Земля блестела так, словно ее кто-то натер до сияния самоварного. Так и было, пока не появились казаки, поднимая страшное облако пыли. Сердце замирало при виде этой дикой, необузданной силы.

Встретились они у Силвы – маленькие, узкоглазые остяки и вогулы и «лыцари» Ермака, не пытавшиеся даже скрыть радости – наконец-то, снова в бой, братцы!

Они стояли друг напротив друга, две маленькие армии, мечтая лишь об уничтожении противника.

Мурза Бегулай вскинул руку к глазам. Солнце слепило, а так хотелось получше рассмотреть этих самых казаков… Для него они были всего лишь взгромоздившимся на коней мужичьем, строгановскими сподручными.

– Мы уничтожим их! – выкрикнул Мурза. – Вперед!

В тот же момент Ермак приказал изготовиться.

– Борька, скачи к третьей и четвертой сотням! Мы их, чертей, в кольцо возьмем! Казаки – вперед!

Дикий крик разорвал дремоту солнечного дня. Остяки и вогулы взвыли в ответ казакам. Марьянка дернула коня, в тот же миг увидев, как теряет самообладание Машков. Страх за Марьянку сводил его с ума, и он позабыл науку казачьей жизни. Вместо того чтобы оставаться подле Ермака, Иван поскакал вслед за Марьянкой.

А вокруг развевались на ветру конские гривы, неслись в атаку дико свистящие казаки, раздавался уже нестройный грохот кремневых ружей.

  29