68 
— Как хочешь, — согласился Соловей. — Чайник, ты слышал наш базар? Поедешь с гостем. А людей все-таки у Штуки возьмешь. Они побойчей других будут.
* * *
Ехали на трех машинах: два скоростных «бимера» и «восьмерка». По адресу на Сухом Фонтане никого не оказалось — Лысый даже приуныл. На всякий случай оставить засаду и двигаться дальше, на улицу Черноморской дороги…
Старая «хрущевка», заплеванные, пахнущие прокисшими щами и половиками подъезды, помойные коты, то и дело снующие по лестницам, — человеку, который родился и вырос в подобных трущобах, нельзя было рассчитывать на что-нибудь стоящее в жизни.
Двое людей Штуки стали на лестнице, третий — у самой двери.
— Чайник, как будем их выкуривать? — тихо спросил Лысый у «торпеды».
— А чего их выкуривать? — удивился тот. — Дверь высадим, и все дела…
— А соседи?
— Если стреляют не в них, они хавальник не раскроют.
— Ладно, — после непродолжительной, но выразительной паузы сказал Сопко, — принимаю! Спрячьтесь за угол, я сам позвоню.
Подельники быстро и четко выполнили приказ.
Толик с силой вдавил кнопку звонка.
За дверью послышались осторожные шаги.
— Кто там? — голос был с явно кавказским акцентом.
— Здравствуйте, мне Расул нужен, — откашлявшись, произнес Лысый.
Именно это имя называл ему в Киеве Руслан. По его словам, Расул должен быть старшим в их бригаде.
— А ты кто такой?
— Я от Руслана, — все так же спокойно ответил гость.
Послышался щелчок открываемого дверного замка. Как только между дверью и косяком образовалась минимальная щель, Сопко с силой ударил по ней ногой, выхватывая на ходу пистолет.
Хозяин «хрущевки» явно не ожидал такого поворота событий: он был буквально отброшен в противоположный конец прихожей.
Лысый с людьми Соловья замешкался буквально на какое-то мгновение, но этого вполне хватило, чтобы поверженный азербайджанец успел выстрелить. Стоявший рядом с Лысым «бык», схватившись за плечо, свалился на заплеванную лестничную площадку, взвыв от боли.
Автоматически, не вспоминая о том, что хотел взять кавказцев живыми, Толик несколько раз выстрелил в голову противника. Третьего выстрела он мог и не делать — тот был мертв.
— Прошмонайте хату, — коротко бросил он.
«Быки» бросились выполнять распоряжение.
— Никого, — послышался через несколько минут голос Чайника — он был в самой дальней комнате.
В этот самый момент снизу послышались крики — Лысый, нервы которого были взвинчены до предела, невольно вздрогнул. Вслед за криком раздались беспорядочные выстрелы.
Бросившись вниз и увлекая за собой бойцов, Сопко выскочил на улицу.
Взгляду его предстала достаточно неожиданная картина: из подъехавшего, пока они были наверху, «Москвича» со стороны водителя вывалилось тело бородатого детины. Легкая спортивная куртка еще недавно белого цвета была сплошь залита кровью.
Из-за угла соседнего дома вел беспорядочный огонь третий и последний оставшийся из группы Расула.
Сопко со своими людьми, используя всевозможные прикрытия — от тонкого ствола тополя до сваленной под окнами дома кучи отходов, вяло отстреливались.
Вдруг Чайник резко вскочил из-за мусорного бака и, петляя, бросился в противоположную от стрелявшего сторону. Обежав вокруг дома, он оказался за спиной кавказца и что было силы заорал:
— Брось волыну, мразь.
Услышав неожиданный окрик, тот развернулся на сто восемьдесят градусов, явно намереваясь убить Чайника, но тот опередил кавказца. Громко тявкнув, короткий ствол импортного револьвера выплюнул сноп огня. Пуля пробила голову азербайджанца, и тот, отброшенный силой выстрела, медленно сполз по стене дома.
В этот момент подбежал Лысый. Уставившись на то, что еще несколько минут назад было головой человека, он в сердцах сплюнул:
— Тьфу… бля… скопытился!
— Угу… — уныло пробурчал Чайник.
— Ладно, уходим, — распорядился Сопко.
Через час, сидя на мягком антикварном диване в доме Соловьева, Анатолий рассказывал ему о происшедших событиях.
Видя, как расстроился киевский гость. Владимир Юрьевич ободряюще произнес:
— Да будет тебе киснуть, ну пошмаляли зверей, и ладно:
— Крытый очень рассердится, — грустно протянул Лысый.
— С Колей я сам поговорю, — предложил Соловей, набирая номер киевского «авторитета».
68 
