Зачем было рассказывать о дяде Малкольме, его дочери с мужем, если они практически... 
44 
— А ну! Вставай!
— Боже! — ахнула Елизавет Петровна. — Это же не Бейлис!
— Кто это?! — в один голос сказали Таранов и Сивко.
Рыжеволосая девушка стремительно вскочила и выпалила:
— Привет!
Все замерли. Она была в одном лифчике и крошечных стрингах, но ничуть не стеснялась этого. Причем стринги алые и, похоже, принадлежали задушенной Бейлис, а вот бюстгальтер был второго размера и другого цвета. Точеная фигурка, молочно-белая кожа, рыжие волосы, а плечи, нос и щеки усыпаны веснушками, что добавляло пикантности ее яркой, цветущей красоте. Разоблачения она не испугалась, на гостей смотрела с вызовом и улыбалась. Видимо, Воронов заметил, что нижнее белье, выглядывающее из-под подушки, не того цвета, и заподозрил обман.
— Эта особа ночью проникла в замок и задушила Бейлис, — мрачно сказал хозяин.
— Никого я не душила!
— Ты кто такая? — спросила Елизавет Петровна.
— Доминика. Ника.
— Я ж говорил, хорошенькая! — рассмеялся Таранов.
Девушка стрельнула в него глазками и кокетливо улыбнулась.
— Я не спрашиваю, как тебя зовут, я спрашиваю: кто ты? — раздраженно сказала Елизавет Петровна.
— Господа! — откуда-то издалека раздался голос Зигмунда. Он бежал по коридору и кричал: — Господа! Это моя дочь! Я вам сейчас все объясню!
— Какая еще дочь?! — резко повернулся к нему Воронов.
— Моя! Наша! Эстер! Иди же сюда, Эстер! Разрешите…
Зигмунд отодвинул плечом Сивко и вошел в спальню Бейлис.
— Ника! Немедленно накинь на себя что-нибудь! — закричал сомелье. — Что ж ты стоишь голая перед господами?! Ника!
Рыжеволосая Ника неохотно взяла с дивана покрывало, повернувшись при этом к мужчинам спиной и показав маленькую упругую попку. Алый треугольник стрингов ничего не прикрывал, но зато подчеркивал прелесть белоснежной кожи и округлых ягодиц. Таранов присвистнул и разулыбался, Сивко буркнул что-то неразборчивое. Сверкнув ягодицами, нахальная девица кое-как задрапировалась в покрывало и затараторила:
— Никого я не убивала! Я к маме с папой приехала погостить. Мне просто захотелось посмотреть, как живут богатые. Вы ведь никого сюда не пускаете. Я уже год на съемной квартире живу, одна. А мама с папой здесь. Мы только в городе и встречаемся, а вы их почти не выпускаете! Я по маме с папой соскучилась…
— Стоп! — велел Воронов. — Остановись!
Девица была рыжая и нахальная, то и дело стреляла глазками в молодых и красивых мужчин, блондина и брюнета. Стоящий рядом папа ее не интересовал. Соскучилась она, как же! Никто из присутствующих в это и не поверил.
— Зигмунд, как это понимать? — строго спросил хозяин замка у сомелье.
— Дмитрий Александрович, я все объясню, — забормотал тот. — Простите нас!
— Дмитрий Александрович! Дмитрий Александрович! — раздался отчаянный женский крик.
По коридору стремительно шла экономка. Высокая, прямая как палка, брови сдвинуты, зато рот широко открыт. «Дмитрий Александрович!» — кричала она. Елизавет Петровна невольно посторонилась, мужчины тоже.
— Это я виновата! — заявила Эстер Жановна, входя в спальню Бейлис. — Я ее впустила! Ника! Девочка моя… Если бы я знала, что все так будет… Я виновата… Только я одна…
— Эстер! — закричал Зигмунд. — Ведь это я держал собак!
— А у меня был ключ от калитки!
— Но ведь это я отпер им калитку! Я один во всем виноват!
— Я ее прятала!
— Это я ее прятал!
— А я кормила ее завтраком! И устраивала на ночлег!
— Замолчите! Оба! — велел Воронов. — По порядку. Значит, это ваша дочь?
— Да! — хором сказали сомелье и экономка.
— Единственная, — тихо добавил Зигмунд. Его жена ничего не сказала, но по ее лицу и так все было видно. Поздний ребенок, единственный, желанный и любимый, а потому избалованный до крайности. Ради дочери Эстер Жановна готова была на все, на любые подвиги и любые жертвы.
— Я — Ника! — заявила девица.
— Это мы уже поняли, милочка, — ехидно сказала Елизавет Петровна, которая сразу же начала ревновать к молодости и красоте нахальной рыжей. Все внимание мужчин переключилось на Нику. — А вот что ты здесь делаешь?
— Я приехала к маме с папой!
— Хватит врать!
— Мне что, к родителям в гости нельзя? — заканючила Ника. — Подумаешь, преступление!
— Зачем же ты тогда пряталась? — вмешался Воронов. — Если никого не убивала?
— Это мы ее прятали! — закричал сомелье. — Работу боялись потерять, Дмитрий Александрович!
44 
