Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
60 
— Хотя… Есть вариант. Я тебе заплачу, если поможешь отсюда выбраться, — сказал тот. — Или дашь позвонить. Немедленно.
— Но как?
— Хочешь сказать, здесь нет исправного телефона? Чушь! Все здесь есть! И телефон, и компьютер. Где?
— Я не знаю.
— Врешь! Хочешь денег? Я знаю, тебе деньги нужны. А мне нужно немедленно отсюда уехать. Сколько ты хочешь?
— Но я ничего не могу сделать!
— Сучку рыжую провел в замок? Смог?
— Но…
— Где ключ от калитки?
— Дмитрий Александрович его забрал!
— Ну, хорошо. Поднимемся на смотровую башню. Ты ведь знаешь часового.
— Мне с охраной не дозволено общаться.
— Опять врешь! Т-с-с…
Он тоже прислушался. Звонкий девичий смех. Похоже, Ника. С кем? С хозяином замка, с кем же еще!
— Я вижу, твоя дочка времени зря не теряет, — прошипел Таранов. — Ловкая! А ты еще в ее невинности клянешься! Она же б…!
— Да как вы…
— Тихо! Не ори!
Голоса хозяина замка и Ники все ближе.
— Я иду к ней! — отчаянно сказал Зигмунд.
— Давай! Беги! Поучи ее манерам! Дочка-то, видать, совсем от рук отбилась. А лучше им не мешать. Пока Воронов с ней, мы можем делать все, что угодно. Куда?! Стой тут, дурак!
Но Зигмунд, видимо, направился к лестнице, потому что Таранов сказал:
— Жду тебя у лестницы на смотровую башню, слышишь? А девчонка пусть отвлекает хозяина. Пусть поработает.
Шаги были все слышнее, он понял, что Зигмунд сейчас спустится, и отступил в тень.
— Ника! — закричал сомелье. — Ника!
— Папа, я здесь! — раздался голосок Ники.
Они с Вороновым стояли на площадке второго этажа и беседовали. Судя по обрывкам разговора, о вине, хранящемся в погребе. О раритетах.
— Дмитрий Александрович показывал мне винный погреб, папа! Это потрясающе!
— Мама хочет тебя видеть.
— Но мы с Дмитрием Александровичем…
— Ника, ты что, не слышала? Тебя мама хочет видеть!
— Иди, Ника, — мягко сказал девушке Воронов.— Увидимся за завтраком.
— Экскурсия была потрясающей! Спасибо!
— Не за что.
Он замер у стены, в тени (спасибо мраморному изваянию!), и увидел, как хозяин замка направился к своему кабинету. А Зигмунд схватил дочь за руку и потащил вниз по лестнице.
— Папа! Я уже не маленькая! — сопротивлялась та. — Куда ты меня тащишь?!
— Идем! Тебе кое-что надо знать!
— А здесь нельзя сказать?
— Нет!
Они скрылись из виду. «А мне что делать? — подумал он. — И где Елизавет Петровна?» Он направился было к ее спальне, но передумал и свернул направо, к кабинету. Надо бы переброситься парой слов с хозяином замка. С работодателем. Обещанным вознаграждением, в три раза больше против гонорара Елизавет Петровны, пренебрегать не след. К его удивлению, оттуда, из кабинета, слышались голоса. Один из них женский.
«Так вот она где! Дожидалась Воронова в кабинете!» Он прислушался.
— Значит, ты устраиваешь-таки персональные экскурсии для хорошеньких женщин? — язвительно спросила Елизавет Петровна.
— Она моя гостья.
— А я кто?
— Ты друг.
— Друзья этой чести не удостаиваются?
— Лиза, ты же сама отказалась спуститься в винный погреб!
— Когда это я отказалась?
— Вчера!
— Вчера было вчера. А сегодня — это сегодня. К тому же я не хотела общаться с этой нахалкой. С Бейлис.
— Почему ты ее так не любила?
— Мне не нравятся нахалки.
— А мне кажется, что дело тут вовсе не в ее нахальстве, — загадочно сказал Воронов. — И вообще не в ней.
— А в чем?
— У вас с Бейлис были какие-то дела. Говорят, она вела себя так нагло, потому что кое-что про тебя знала. Что вроде бы она тебя шантажировала.
— Откуда ты знаешь? — подозрительно спросила Елизавет Петровна.
— Ходят такие слухи.
— Чушь!
— А говорят, правда. Вроде бы за тобой был должок.
— Что за намеки?!
— А нечего валить все на Таранова. Ты, Лиза, ловко переводишь стрелки. Но раз ты слышала, как Иван ходил ночью по замку, значит, и сама не спала. А что тебе мешало войти ночью в ее спальню и задушить подушкой? А потом свалить все на Таранова.
— Я не хочу говорить сейчас о Бейлис, — резко сказала Елизавет Петровна. — Я хочу говорить о нас. Давай спустимся в погреб.
— Я только что оттуда.
— Я не видела новинок. Твоих последних приобретений, — продолжала настаивать Елизавет Петровна.
— Там нет ничего интересного.
60 
