— Вот так-то, — ухмыльнулся Валера.
— Чего ты радуешься, дурак? Сейчас семерка будет или восьмерка.
— Ну, ну, семерка или восьмерка! Размечтался! Туз у тебя сейчас будет.
— Туза быть не может.
Сэм бросил карту. Оказалось — дама. Всего у него набиралось шестнадцать, но он был уверен, что у соперника никак не меньше семнадцати.
— Ладно, черт тебя побери! — и он перевернул следующую карту.
Восьмерка, которую он ждал раньше, легла перед ним.
— Черт подери, перебор!
— Перебор — это хорошо.
— А у тебя перебора случайно нет?
— Случайно нет, — заржал Валера, выбрасывая свои пятнадцать.
— Вот блин, мать твою! А мог бы тебя сделать.
— Думать надо. Итак, запиши минус двести. Итого я тебе должен триста.
— Ну, а ты, Боря?
— Давай сниму.
Сэм стасовал карты и подсунул колоду Борису. Тот щелчком, словно бы играл в «битки», сбросил четыре верхних карты.
— Поаккуратнее, — буркнул Сэм.
— Давай вначале мне, потом себе.
Две карты легли на гладкую отполированную локтями и ладонями крышку стола. Боря приподнял уголок своей карты и хихикнул.
— Что, туз? — сказал Сэм.
— Туз, туз, давай десятку. В банке двести. А может пятьсот поставишь?
— Я уже поставил двести, — громко сказал Сэм.
— Тогда на все.
— На все, так на все, — Сэм бросил вторую карту.
— Вот и еще я отыграл двести. У Бориса оказалось на руках два туза.
— Черт подери! — Сэм перевернул свою карту и посмотрел. — Блин горелый! — у него тоже был туз. — И надо же как легли — все три рядышком.
— А посмотри на всякий случай, может, и четвертый лежит сверху?
— Сам смотри, я суеверный.
Борис снял верхнюю карту. Ею оказался пиковый туз.
— Бывает же такое!
— Вычеркни минус двести, что-то игра пошла.
Борис и Валера оживились. А Сэм был явно удручен.
Такой был хороший выигрыш, а тут все бездарно уходит.
— Надо, мужики, перерывчик сделать. Пойду-ка отолью, — сказал Сэм, выбираясь из-за стола и набрасывая на плечи подсохшую до соленых разводов под мышками фуфайку.
— Заодно глянь, как они там, мазурики наши. Может, сдох кто?
— Да не дохнут они. Живучие, эти бизнесмены, как коты помойные.
— Живучие-то живучие, но всякое случается. Вадим Семенович не простит, если кто своей смертью отойдет.
Особенно новенького глянь, ткни его багром, если спит и попроси, чтобы голос подал. А то мало ли чего."
— Ладно, проверю.
Сэм вышел, а Борис и Валера перемигнулись.
— Игра, вроде, пошла. Если так и дальше, то мы из него все вытрясем.
— Не зарекайся, Боря. Этому придурку карта сегодня валит. Уже было так: вроде бы все отыграли, а затем пять минут — и глянь на бумагу.
— А что туда глядеть? Полштуки ему еще торчим.
— Ночь длинная, успеем.
Сэм светил фонариком, идя вдоль клеток, и время от времени спрашивал:
— Эй, ты, Попович-Попка-Дурак, жив?
— Жив, жив, — кричал узник.
— Ну ладно, тогда спи. Утром на работу, не забудь.
— Знаю, знаю, товарищ начальник.
— Вот так-то лучше.
Гетман сидел в углу и дрожал.
— Что, дрожишь, толстобрюхий?
Гетман молчал.
— Голос! — как к собаке обратился к бизнесмену Сэм.
Гетман оторопел.
— Когда тебе говорят «голос», ты должен лаять.
Гетман молчал и качал головой.
— Ах, так! — сказал Сэм.
И тут он услышал какой-то странный звук из правого узкого тоннеля.
— А это что такое? — он вытащил из кобуры пистолет, снял его с предохранителя.
«Что бы это могло быть? — и тут же подумал. — Штукатурка отвалилась, что ли? А может, трубу какую прорвало?»
Звук был таким, будто кто-то шлепал босыми ногами по неглубокой луже.
— Эй, мужики, — крикнул он, обращаясь к своим партнерам по картам. Но те ему не ответили. — Ладно, гляну сам и помочусь заодно в тоннеле.
Он, обойдя угол, пригнулся, уходя в узкий, где-то метр шестьдесят до потолка тоннель, по полу которого были проложены давным-давно заржавевшие рельсы для вагонеток. Сэм светил перед собой фонариком.
Звук, который он слышал, больше не повторялся.
Пройдя шагов десять-двенадцать, он стал, широко расставил ноги, расстегнул штаны и зажав фонарь под мышкой, принялся мочиться. Пистолет спрятал в карман фуфайки.
«Наверное, показалось. Где-то далеко вода плещется, а эхо летит по чертовым тоннелям и кажется, что это происходит совсем рядом. А может кот в шахту свалился, такое бывало».
Сэм мочился довольно прогибаясь, затем повернул голову вправо и оторопел: шагах в трех-четырех от него, в кромешной тьме, черной, как панбархат, горели отраженным светом два желтых пятна — каждое величиной с начищенный пятак. Сэм вздрогнул, продолжая, тем не менее, мочиться.