– Дирижабли, – сказал Грэм. – Они будут похожи на дирижабли. Только с хвостами. Этих хвостов придется остерегаться – именно там будет яд.
Варне встал.
– Могу ли я теперь оставить вас и начать подготовку к казни Кордона? А также атаку типографии Низших Людей на Шестнадцатой авеню?
– Да, – ответил Грэм. Помедлив у двери, Варне спросил:
– Вы желаете присутствовать при казни?
– Нет.
– Я мог бы устроить для вас специальную кабину, откуда вам все было бы видно, но где вас никто…
– Я посмотрю ее по внутренней телевизионной сети.
Варне прищурился.
– Значит, вы не желаете, чтобы ее транслировали по обычной, общепланетной сети? Чтобы все ее видели?
– Ах да, – хмуро кивнул Грэм. – Разумеется – это же самое главное, так ведь? Ладно, я просто посмотрю ее, как и все остальные. Этого мне волне достаточно.
– Что же касается типографии на Шестнадцатой авеню… Я составлю список всех, кого мы там схватим, – вы сможете просмотреть его…
– И увидеть, сколько там старых друзей, – закончил Грэм.
– Возможно, вы пожелаете навестить их в тюрьме.
– В тюрьме! Неужели все непременно должно заканчиваться тюрьмой или казнью? Разве это правильно?
– Если вы имеете в виду «так ли это происходит?» – тогда ответ утвердительный. Если же вы имеете в виду…
– Вы знаете, что я имею в виду.
Размышляя, Варне проговорил:
– Мы ведем гражданскую войну. В свое время Авраам Линкольн заключил в тюрьмы сотни и сотни людей, причем без надлежащих судебных процессов, – и все же он до сих пор считается величайшим из президентов Соединенных Штатов.
– Но он постоянно миловал преступников.
– Вы тоже можете это делать.
– Хорошо, – осторожно произнес Грэм. – Я освобожу всех, кого я знаю из захваченных в типографии на Шестнадцатой авеню. И они никогда не узнают, почему.
– Вы слишком добры, господин Председатель Совета, – заметил Варне. – Распространить свое благоволение даже на тех, кто теперь активно работает против вас…
– Я гнусный ублюдок, – проскрежетал Грэм. – Мы оба прекрасно это знаем. Так оно и есть – ладно, черт побери. Вместе с этими людьми я провел много славных деньков; мы получали много радости и веселья от напечатанных нами текстов. Мы веселились, когда делали туда смешные вставки. Теперь все тексты казенные и скучные. Но когда я был там, мы… А-а, будь оно все проклято! – Он погрузился в молчание. «Что я здесь делаю? – спросил он самого себя. – Как же я оказался в таком положении, со всей этой властью? Я вовсе не был для этого предназначен. Впрочем, – подумал он, – возможно, и был».
Торс Провони проснулся. И ничего не увидел – лишь черную пучину вокруг. «Я внутри него», – сообразил он.
– Верно, – подтвердил фроликсанин. – Мне стало тревожно, когда ты заснул – как ты это называешь.
– Морго Ран Вилк, – обратился Провони в темноту, – ты зануда. Мы спим каждые двадцать четыре часа; мы спим от восьми до…
– Я знаю, – перебил Морго. – Но представь себе, как это выглядит: ты постепенно теряешь свою личность, твой сердечный ритм замедляется, пульс падает – все это слишком похоже на смерть.
– Но ты же знаешь, что это не смерть, – вставил Провони.
– Но это ментальное функционирование настолько изменчиво, что вызывает у нас тревогу. Пока ты спишь, в тебе происходит необычная и бурная ментальная деятельность, которую ты сам не осознаешь. Вначале ты вступаешь в мир, который в какой-то степени тебе знаком… Тебе представляется, что ты находишься там, где говорят и действуют самые настоящие друзья, враги и просто социально значимые для тебя фигуры.
– Другими словами, – сказал Провони, – во сне.
– Этот вид сна представляет собой что-то вроде подведения итогов прошедшего дня: что ты сделал, о ком думал, с кем говорил. И он нас не тревожит. Тревожит нас следующая фаза. Ты опускаешься на более глубокий внутренний уровень, сталкиваешься с персонажами, которых никогда не знал, оказываешься в ситуациях, которые никогда тебе не встречались. Начинается дезинтеграция твоей самости – тебя как такового; ты сливаешься с некими изначальными сущностями богоподобного типа, обладающими чудовищной силой; пока ты находишься там, существует опасность…
– Коллективное бессознательное, – перебил Провони, – открытое величайшим мыслителем человечества Карлом Юнгом. Проникновение в прошлое до момента рождения – назад, в другие жизни, другие места… населенные архетипами, как Юнг назвал…