34 
На сигарете нарос длинный кривой столбик пепла. Оглядевшись по сторонам, Абзац убедился, что пепельница осталась на столе. Держа под сигаретой сложенную лодочкой ладонь, он неохотно сполз с кровати и, шлепая по полу босыми ногами, пересек комнату. Голова у него кружилась после обильного вечернего пития. Вечера были для него сущим проклятием: ничем не заполненные минуты тащились бесконечной чередой, как заезженные клячи, и рука поневоле тянулась к бутылке. Бездарный случай с обстрелом «мерседеса» стал своего рода пиком, кризисом, после которого Абзацу следовало либо пойти на поправку, либо отдать концы, — это он понимал. Отдавать концы ему не хотелось, но и способа исправить положение он не видел. Разве что бросить пить, так ведь это легко сказать — бросить… Застрелиться, пожалуй, легче.
Шкабров стряхнул пепел в глубокую пепельницу из нержавейки, сунул окурок в зубы и первым делом включил музыку, наугад выбрав на полке кассету. Вероятность ошибки была невелика, и через мгновение квартира наполнилась знакомыми звуками. «Devil in her heart», — раз за разом, как заклинание, повторяли «Битлз». «Дьявол в ее сердце…» То, что в это дождливое утро под руку Абзацу подвернулась именно эта мелодия, наводило на определенные размышления.
Он раздавил окурок в пепельнице. Как всегда с похмелья, после выкуренной сигареты его замутило. Стараясь ни о чем не думать, он подошел к бару, плеснул на дно стакана из первой попавшейся бутылки и выпил виски залпом, как лекарство. Неразбавленный «Баллантайн» опалил горло и растекся по пищеводу жидким пламенем. Абзац утер тыльной стороной ладони набежавшую слезу и глубоко втянул ноздрями воздух. «I wanna be your man», — пели «Битлз». Вещи скачком вернулись на свои места, расплывчатые очертания предметов вновь сделались четкими и ясными. Дождь за окном перестал казаться Абзацу прелюдией конца света: это был самый обыкновенный летний дождь, по которому давно скучали пересохшая земля и раскаленный солнцем асфальт. Все проблемы на свете имели решения, и все эти решения лежали на поверхности — подходи и бери, только не забудь расплатиться.
«Цена может оказаться слишком высокой, — подумал Абзац. — Есть вещи, которые даже мне не по карману. А может, ничего? Может быть, пронесет?» Сейчас проверим, решил он, и снова наклонил бутылку над стаканом.
После второй порции стало совсем хорошо. Движения сделались уверенными и плавными, мозг работал четко, как хорошо отлаженный компьютер, и на свете не осталось ничего, с чем решительный и умный человек не смог бы при желании справиться. Какой-то засевший в самом дальнем уголке мозга скептически настроенный хлюпик робко пропищал, что пьяному, дескать, море по колено. Абзац выпил еще — совсем чуть-чуть, — и хлюпик, коротко булькнув, захлебнулся.
— Вот таким путем, — вслух сказал Абзац и увеличил громкость магнитофона до максимума.
Колонки бархатно взревели, заставив задрожать оконные стекла, «Listen, — рычали динамики, — do you want to know a secret?» Абзац подумал, что нормальные люди не секретничают так, что их слышно за два квартала, и хихикнул: эта мысль показалась ему чертовски забавной. «Do you promise not to tell?» — громогласно интересовались динамики.
— Клянусь, дорогой, — торжественно пообещал Абзац, не слыша собственного голоса, — никому не скажу.
«I'm in love with you», — признался магнитофон.
— Час от часу не легче, — проворчал Абзац и принялся одеваться.
Стоявшая перед ним задача после неудачного нападения на «мерседес» Кондрашова неимоверно усложнилась. Насколько все было бы проще, если бы Папу можно было пристрелить, взорвать или пырнуть ножом в дряблое брюхо! Но Хромой продолжал настаивать на том, что смерть Кондрашова должна иметь вид несчастного случая, а это требовало более тонкой работы, особенно теперь, когда напуганный депутат наверняка окружил себя охраной и пустил по следам киллера милицейских ищеек. Вряд ли, конечно, у него хватило ума настучать на Хромого: не такой он человек, чтобы афишировать свои связи с авторитетами преступного мира. Папа оказался в весьма деликатном положении человека, который подцепил венерическую болезнь на стороне и не может обратиться к врачу, потому что тот хорошо знаком с его законной супругой. Беда была лишь в том, что это ни в коей мере не облегчало стоявшую перед Абзацем задачу.
Завтракать Шкабров не стал. Он вообще не любил есть по утрам, а в алкоголе содержалось достаточно калорий для того, чтобы он не чувствовал себя голодным. Выкурив еще одну сигарету и частично нейтрализовав опьянение чашкой крепкого кофе, он положил во внутренний карман пиджака плоскую двухсотграммовую бутылочку с виски и вышел из дому, напомнив себе, что надо бы приобрести новую фляжку взамен той, что была пробита пулей. Его мысли быстро перешли к воспоминаниям о Лике. Абзац торопливо отхлебнул из своей бутылки прямо в лифте, подумав о том, что нужно как-то отучить Лику от дурной привычки хлестать целыми литрами чудовищно дорогой «Дом Периньон». Не то чтобы ему было жалко денег, но оплачивать из собственного кармана собственную же головную боль и изжогу казалось глупым. Почему бы, черт подери, ей не пить виски или, на худой конец, мартини?
34 
