Последние отзывы

  83  

И тут Забродов, положив руки на стол, немного отвлекся:

– Так говорите, вы не видели номера с удавом?

Когда дрессировщик преспокойно дает обвивать шею огромной змее, он ничем не рискует. Фокус прост: удав прежде чем трижды не обовьется вокруг шеи, давить не станет, ему просто не хватит на это сил. Вот дрессировщик и дает ему обвиться два раза, а из третьей петли все время выскальзывает, сбрасывает ее. Тут есть артистизм, элемент соревновательности. Ваш душитель не просто убивает, а ищет противника практически равного себе, – Забродов перебрал снимки. – Он душит не всегда сзади, а и спереди, и сбоку. Как я понимаю, главное для него насладиться агонией, почувствовать ее руками, ему важна не сама смерть, а процесс.

И он абсолютно не кровожадный, может быть, вид крови ему даже противен. И скорее всего противен. Если бы ему нравилась кровь, он бы полосовал лица, тела. А так лишь неглубокий разрез на уже мертвом теле, – и он выдернул снимок, на котором отчетливо был виден крест, вырезанный на затылке мертвого человека, мужчины.

– Послушайте, – сказал Мещеряков, – а почему вам в голову пришла мысль, что убийца – спецназовец?

– Тут уж, как повелось. Два ваших человека один раз засветились, теперь всегда на вас будут думать.

– Это не правильное рассуждение, – ответил Забродов. – Вы, как человек, носящий форму, должны знать, что если снаряд уже сделал воронку, то вероятность того, что второй попадет в эту же воронку, ничтожно мала. Куда скорее снаряд ляжет на чистое поле, так что зря вы ищите в нашем направлении, уж попомните мое слово.

– Утопающий за соломинку хватается, – напомнил Сорокин, – все версии нужно отрабатывать. И если до последнего времени с расследованием нас специально не подгоняли, понимая, что спешка только навредит делу, то теперь придется действовать в пожарном темпе. Журналисты уже пронюхали, скоро в Москве начнется паника.

Забродов ухмыльнулся:

– Знаете, полковник, – он посмотрел в глаза Сорокину, – ваши рассуждения не совсем верны. Все версии хороши, кроме заведомо похожих на правду.

Они, – я исхожу из своего собственного опыта, – как правило, оказываются провальными. А самые, на первый взгляд, невероятные – зачастую правильные. Так что со спецназовцами вы явно перебрали, и я ничем вам помочь не могу. Навряд ли это был кто-то из моих людей, но то, что он невероятно силен, это я могу сказать абсолютно точно. Но сильных людей много, причем сильными у этого душителя могут быть лишь руки, даже кисти рук, как у музыканта или игрока в пинг-понг.

– Странное предположение.

– Вы знаете, что у теннисистов очень сильные кисти, а бицепсы могут быть слабыми? Так же кисти могут быть сильными у пианистов.

– Вы думаете" он музыкант?

– Вполне может быть.

– А насчет паники?

– Да, это интересно, когда здоровые мужчины станут бояться выходить на улицу – ни старики, ни женщины, ни дети, а именно здоровые мужчины. Это что-то новое, убийца – человек с фантазией, во всем хочет быть непохожим на остальных.

– А я думаю, он просто сумасшедший.

– То, что он сумасшедший – это верно. Но сумасшествие бывает разное и оно совсем не говорит о глупости. В жизни он может быть нормальным человеком, так же как вы, я или полковник Мещеряков – ходить по улицам, забегать в кафе, покупать книги, диски, читать, слушать музыку. Он отличается от нас лишь взглядом на смерть. Если нам она неприятна, вызывает отвращение, страх, то ему чужая смерть доставляет удовольствие, причем огромное. К тому же удовольствие это эстетическое, кроме физического наслаждения. Это как обладание женщиной, которая сопротивляется. Ему, насколько я могу предположить, нравится сопротивление, и именно поэтому он выбирает сильных мужчин.

– По какому принципу он их выбирает? Вот таксист, вот сантехник, это спортсмен, – полковник Сорокин указал на фотоснимки, – но все они чем-то похожи.

– Да, похожи. Они все примерно одного роста и примерно одной конституции, словно их отливали в одной форме, так сказать, эталоны. Наверное, они эталоны мужской красоты в его понимании.

– Все убитые, – продолжил полковник Сорокин, – нигде между собой не пересекались, не знали друг друга. Это люди разных кругов общения, даже разного уровня жизни. Вот этот богат, этот беден, этот…

– С бородой, – сказал Забродов, – а этот без бороды. Но они похожи, словно братья.

– И что нам это дает? – спросил Сорокин.

  83