Последние отзывы

  58  

– Хорошо, – сказал священник. – Возьму я с вас обоих письменную клятву в том, что все так было, как вы мне рассказали. С тебя, добрый человек, – обернулся он ко мне, – Клятву попроще, о том, что ты помнишь. А я потом засвидетельствую, что ты девочке защитник.

На этом разговор с преподобным Симоном и закончился. Дальнейшее же церковное действие напоминало мало. В храм нас никто не водил и никаких ритуалов не совершал. Скорее это все напоминало визит к нотариусу. Вера написала некое «Свидетельство» от своего имени, а я лишь подписался снизу фразой про то, что все так и было. Фразу эту преподобный потом прочитал не без интереса, кстати, видать, с местными правилами грамматики она расходилась. Очень может быть, я ведь пока за книжки не брался, а надо было. Посмотрел бы, как теперь пишут.

Но преподобный ничего не сказал, а к удивлению моему, открыл прислонившееся к стене бюро, и там обнаружилась самая настоящая пишущая машинка, просто классический антикварный «Ундервуд», разве что формой попроще, чем делали в девятнадцатом или начале двадцатого века. Ловко заправив в нее три листа бумаги с копиркой, он со скоростью пулемета напечатал не слишком длинный текст, который гласил, что он, властью данной ему Церковью во имя Божье, утверждает, что человек Алексей Богданов, принял на себя обязанность защищать и опекать барышню Веру Светлову, дочь Владимира, согласно законам христианских земель и уложениям Церкви. И все. Дальше печать на бумаге появилась, церковная с крестом, а затем еще одна, поменьше – личная преподобного Симона.

Две копии бумаги отдали нам, каждому по листочку, без всяких напутствий и наставлений. Разве что священник сказал кратко, глядя мне в глаза по обыкновению своему:

– Береги теперь девочку. Сильно ей досталось. А литанию отдельную я по убиенным отслужу в субботу, перед всем собранием городским, чтобы подумали о том, что всякую болезнь надо лечить вовремя, а племя Горы само не уймется, если ополчение не выступит. А то привыкли здесь к тихой жизни, расслабились.

За удивлением, вызванным столь непривычной речью священнослужителя, в которой не было ни слова о смирении или том, как надо безропотно нести крест свой, я пропустил смысл последней фразы. А зря, именно в ней, как потом выяснилось, и было самое главное.

Покинув священника в его кабинете, мы направились в церковь, свечки поставить за упокой. Тут все было как обычно – бабушка в церковной лавочке на входе продавала их по пятачку, по гривеннику и по полтиннику, затем был сам храм, без икон, простой и скромный, лишь витражи в белых стенах с изображением креста разбавляли его однообразие. Длинные скамейки рядами, где весь город мог усесться, кафедра проповедника. В альковах тоже простые кресты на стенках, тома Писания под стеклом и горящие свечи. И все.

Люди тоже были, кто молился тихо, кто тоже свечки ставил, кто просто сидел на скамейках, погруженный в свои мысли. Отойдя в один из альковов, я зажег длинную желтую восковую свечу от еще горящего огарка, накапал воска и установил. Это за упокой души отца Веры, который даже в смерти своей спас меня, да и дочь свою. Земля пухом и царствие небесное, если такое все же есть. Поглядев искоса на тихо читающую молитву девочку, отошел в другой альков, где свечки ставили уже во здравие, да за нее и поставил. Пусть у нее все хорошо будет, а я уж присмотрю за этим, в меру своих сил.

В церкви пробыли недолго, с четверть часа всего. Вера опять поплакала, хоть я и не заметил, когда успела. Только на солнце увидел, что глаза у нее от слез опухли и покраснели. Сделал вид, что не заметил. Если прячет свое горе от окружающих, так и нечего в душу лезть.

– Нам на шхуну идти сейчас надо? – спросил я ее.

– Нет, там без нас справятся, – ответила она. – До восьмичасовых склянок можем своими делами заниматься.

– Ну раз можем, то пошли стрелять, – сказал я.

ВЕЧЕР

Вернулись мы вчера на шхуну часам к семи, примерно. Долго стреляли в дюнах из «детской» однозарядки. Процесс получился куда как продолжительным, потому что одно дело – заниматься этим на механизированном стрельбище, и совсем другое – каждый раз бегать к мишени за итогами очередной «кучи». Надо было хотя бы подзорную трубу взять какую-нибудь. «Детская» винтовка оказалась все же серьезней мелкашки. Та и на сто метров уже с трудом, если только какой-нибудь «Аншютц» да хорошими патронами, а эта винтовка, простая и легкая, и на двух сотнях вполне приемлемый результат давала. И пуля была посерьезней мелкашечной, грамма так под три, правда, мягкая, без оболочки, лишь в восковой бумажке по пояску, чтобы ствол свинцом не гадился излишне.

  58