Особенно,... 
97 
Вода в крашеном в черный цвет баке, куда я накачал ее еще с утра, нагрелась за жаркий день, так что душ получился что надо, вылезать из-под него не хотелось. Помылся, переоделся в домашнее, выдавил себе несколько апельсинов, перелив густой желтый сок с мякотью из кувшинчика в стакан.
Уже понемногу темнело. За окном в саду оживились птицы, распевшись так, что заглушали любые иные звуки. Заодно уже попискивали комары, которых днем здесь видно не было. Я зажег крошечную спиртовку, поставив на нее сверху что-то вроде маленького таганка с водяной баней, в которую, в свою очередь, поставил открытый флакончик с какой-то маслянистой жидкостью с гвоздичным запахом. Такой местный репеллент, в розетку здесь не воткнешь. Но на комаров действует прекрасно, сегодня ночью уже имел возможность убедиться.
Огляделся. Нет, действительно хороший домик, мне нравится. Просто, уютно, от пола из полированных каменных плит тянет прохладой. Над головой, под высокой крышей, собралась темнота. Зажег масляную лампу над бюро, придвинул кресло. Наконец-то у меня что-то вроде личного свободного времени появилось, пора бы и в те книги, что купили у букиниста в Новой Фактории, заглянуть.
Достал полотняную сумку, из нее вытащил книги, поставил на пустую покуда полку. Вот так, с почином, глядишь – и библиотека соберется. Подумал с чего начать и остановился на «Размышлениях» некоего К. Бергманна. Вера говорила, что с него начинать надо, вот и начну.
Книга, как и все, что здесь издавалось, была в простой картонной обложке, с корешком из ткани. Никаких рисунков, иллюстраций – ничего. Даже по издателю никаких данных, просто книга – да и все тут. На обложке имя автора, название.
Предисловие удивило, не ожидал. Автор оказался человеком прошлой эпохи, то есть моей… если это все же моя действительность, а не какая-нибудь параллельная, мне уже впору во что угодно поверить. В любом случае эта книга была написана до Катастрофы, и именно поэтому надо было начинать познание этого мира с нее.
Второе впечатление: книга была написана довольно сумбурно. Это не было «научным трудом», это был просто голос человека, который почувствовал приближение страшного. И понял, почему это страшное неизбежно.
«В какой момент человечество потеряло осознание разницы между достатком и богатством, необходимым и излишним, когда потребности естественные заменились потребностями, созданными искусственно? Когда фармацевты поняли, что можно создавать не только пенициллин, спасающий миллионы жизней, но можно создавать дорогие лекарства от выдуманных болезней? Когда врачи перешли от бесплатной вакцинации всего мира от дифтерии к коррупционным испытаниям тех самых ненужных лекарств на людях и бедных стран? Когда врачи перестали быть теми самоотверженными людьми, боровшимися со страшными болезнями, и превратились в коммерческих партнеров фармацевтических компаний? Когда искусственный интеллект понадобился исключительно для того, чтобы прогнозировать биржевые курсы виртуальных денег и создавать богатства из ничего, из обычного мошенничества, пусть и легального? Когда те, кто осознавал, что он на самом деле совершает, стали именно такими? Каким стал я, например. Пятьсот пятьдесят тысяч в год, закладная на дом, две машины в кредит, дети в дорогих школах и лучших университетах – как откажешься от работы на компанию, задумавшую очередной обман миллионов людей? Ты продаешь себя – и тебе хорошо платят, компания соблюдает свои обязательства, она тебя ценит.
Я встречаюсь с друзьями по университету – все пристроены, все на хорошей работе. Мы говорим о семьях, о том, как провели отпуск, мы говорим о тех должностях, которые мы занимаем, но мы избегаем как смертного греха разговоров о том, что мы делаем хорошего, нужного. Девяносто процентов наших трудов не только не нужны людям на самом деле, они вредны, они идут в ущерб человечеству. Мы это знаем и мы об этом молчим. Нет стыда, нет ничего, просто молчание. Мы не хотим об этом говорить, но мы не можем от этого отказаться, мы вредим, но нам от этого хорошо, намного лучше, чем миллиардам других. Нам хорошо платят и мы хорошо живем. Как страшно это все потерять.
Потом встреча со старым другом. Он уехал и нашей маленькой страны в другую, большую, и работает в большой компании. Он не химик, он физик, мы познакомились в университете. Он напился и рассказал лишнее. Они разрабатывают оружие, последствия применения которого просчитать до конца не может никто. Люди из Ливерморской лаборатории ничего не знали о последствиях воздействия радиации, но создали атомную бомбу, а военные ее применили. Мы проектируем, создаем, и при этом предсказать последствия наших изобретений можем хорошо если на треть. Или меньше. Вот и они пытаются достичь почти божественного могущества, при этом не имея ни малейшего представления, чем может закончиться применение их оружия. Мой друг так и ответил: «Не имею ни малейшего представления. Я знаю, как это будет работать, но не знаю, чем все может закончиться. Думаю, что применять это оружие не будет никто, это как ядерная бомба, она есть, ей пугают, но никто бомбами не воюет».
97 
