Конечно, подумал он, прыгая через две ступеньки, есть существенная разница между безобидным очкариком и чеченцем, который занят в Москве каким-то таинственным бизнесом. Даже если его деятельность вполне легальна, у нее наверняка есть свои теневые стороны. Москва – такой город, что в ней невозможно заниматься бизнесом и при этом оставаться вне сферы внимания криминальных структур. Может быть, он тоже отказался кому-нибудь платить?
Он остановился. Прямо перед ним была дверь восемнадцатой квартиры, небрежно выкрашенная облупившейся половой краской. Перед дверью лежал полосатый, совсем затертый грязными подошвами коврик, который хозяйственная баба Клава раз в два дня аккуратно выбивала во дворе. Только теперь вспомнив о квартирной хозяйке чеченца, Юрий испугался: где же старуха? Хорошо, если уехала к сестре в Тверь, а если нет? Что, если она тоже там, внутри, за этой облупившейся дверью? Тот факт, что баба Клава усерднее всех распространяла во дворе сплетни о том, что Юрка Филатов связался с бандитами и вот-вот сядет на двадцать лет, в данный момент не имел никакого значения.
Юрий бросил на бетонный пол окурок, который, оказывается, все еще дымился у него в зубах, потянулся к звонку и, передумав, легонько толкнул дверь. Незапертая дверь послушно открылась, и он осторожно перешагнул стершийся почти вровень с полом порог.
В квартире больше не кричали. Откуда-то доносилось негромкое сдавленное мычание – видимо, тому, кто недавно вопил во всю глотку, заткнули рот. В прихожей спиной к Юрию стоял длинный тип в кожаной куртке, заинтересованно наблюдая за тем, что происходило в комнате. Его гладко выбритый череп маслянисто отсвечивал, отражая желтушный свет слабенькой лампочки, которая горела в пыльном пластмассовом плафоне прямо у него над головой. Длинный стоял на стреме, но то, что творилось в комнате, похоже, было слишком увлекательно, чтобы он помнил о своих обязанностях.
Глядя на эту сутулую спину, обтянутую дорогой бугристой кожей, Юрий с тоской подумал о миллионах людей, которые ухитряются жить спокойно, не встревая ни в какие смертоубийственные истории. О том, что история обещает быть именно смертоубийственной, красноречиво свидетельствовал старенький тульский “наган”, зажатый в опущенной вдоль тела руке бандита. Родное государство давно перестало снабжать подобным оружием даже сторожей и инкассаторов, так что в профессиональной принадлежности этого сутулого верзилы можно было не сомневаться. Юрий затаил дыхание и тенью скользнул вперед.
Тело словно само собой вспомнило все, чему его научили годы тренировок и долгие месяцы войны. Увлеченный зрелищем бандит даже не обернулся, когда Филатов бесшумно возник у него за плечом. Юрий осторожно заглянул в комнату, чтобы оценить обстановку, и его передернуло от отвращения.
Квартирант бабы Клавы стоял на коленях у кровати, уткнувшись лицом в развороченную постель, с которой его, судя по всему, только что бесцеремонно сдернули. Руки у него были связаны за спиной брючным ремнем, а трусы спущены до колен, так что любой желающий мог без помех обозревать его голый волосатый зад, обращенный к входной двери. Босые смуглые ноги с желтыми пятками судорожно скребли по облезлому дощатому полу. На голове у чеченца сидел ухмыляющийся бандит с хрящеватой волчьей харей рецидивиста, большую часть своей сознательной жизни проведшего за решеткой, так что вопли чеченца превращались в невнятное мычание. Еще один бандит стоял рядом, расстегивая ширинку брюк и явно готовясь приступить к делу, ради которого квартиранта бабы Клавы поставили в такую унизительную позу. По губам его блуждала гаденькая ухмылка. Юрия никто не заметил – для этого все были чересчур увлечены процессом. Бандитов было всего трое, и при иных обстоятельствах Юрию было бы наплевать на внезапность и прочую стратегию, но помимо кулаков у бандитов имелись стволы и наверняка ножи.
"Черт меня сюда принес”, – подумал Юрий. Отступать было некуда. Юрий сильно ударил стоявшего на стреме бандита по шее ребром ладони.
* * *
Вежливого квартиранта бабы Клавы обычно называли Умаром. Пожалуй, никто, кроме него самого да пары человек, державших в руках управление чеченской диаспорой в Москве, не знал, кличка это или его настоящее имя. Не знал этого даже участковый инспектор Костин, регулярно наносивший Умару короткие визиты в целях, как он выражался, “профилактики правонарушений”. Умар во время этих визитов был неизменно вежлив, по-восточному радушен и очень щедр, так что при одном взгляде на этого прекрасно одетого восточного господина пропадала всякая охота вести “разъяснительную” работу. В самом деле, о каких правонарушениях можно говорить, имея дело с таким респектабельным, воспитанным и законопослушным гражданином? Уважительно крякнув, участковый выпивал поднесенную Умаром стопочку и, стыдливо отвернувшись, с ловкостью фокусника прятал в карман зеленую бумажку. После этого Умар обычно угощал старшего лейтенанта Костина дорогой турецкой сигаретой, которую участковый с благодарностью принимал и старательно выкуривал до самого фильтра, хотя турецкий табак ему не нравился. Старший лейтенант не считал себя взяточником: он просто благосклонно принимал дань законного уважения к своей героической профессии. Кроме того, полагал он, у такого крутого бизнесмена денег навалом, и от двадцатки в месяц он наверняка не обеднеет. Для этой породы людей привычка совать сложенные вдвое купюры в самые разные ладони, карманы и ящики столов должна быть чисто рефлекторной, а против рефлексов разве попрешь?