Особенно,... 
67 
После второго звонка Зуев нажал кнопку соединения и с огромной неохотой поднес трубку к уху. Он звал, кто звонит.
– Не вздумай хитрить, пес, – без предисловий сказал незнакомый голос с сильным кавказским акцентом. – Если через два часа твой приятель не перестанет дышать, мы возьмем твою дочь. Ты сам знаешь, что мы с ней сделаем. Потом – твой сын, твоя жена и ты сам.
– Да пошел ты! – собрав остатки мужества, сказал Олег Андреевич. – Забирай кого хочешь, мне плевать. Меня нет в городе и уже не будет. Я уезжаю, понял? Я сейчас на трассе, и хрен вы меня найдете, бараны.
– Дурак, – ответил голос, и прозвучавшее в нем презрение было убедительнее любых речей. – Я же сказал: не вздумай хитрить. Оглянись!
Олег Андреевич резко обернулся. Сквозь запотевшее заднее стекло ничего не было видно, и ему пришлось распахнуть дверцу и выйти из машины.
Позади, метрах в двадцати, у самого поворота дороги, стоял большой темно-синий джип. Передняя дверь джипа была открыта, и рядом с машиной Зуев разглядел фигуру в кожанке. Фигура подняла руку, демонстрируя зажатую в ней трубку мобильника.
– Сволочи, – прошептал Олег Андреевич и вдруг вскинул все еще зажатый в правой руке пистолет. Курок сухо щелкнул, и больше ничего не произошло. Стоявший рядом с джипом чеченец снова помахал телефоном и поднес трубку к уху.
Олег Андреевич медленно поднял свою. Ему показалось, что она весит не меньше пуда.
– Обойма в бардачке, – сказал чеченец. – Там два патрона. Один для Валиева, а второй на всякий случай. Вдруг ты с первого раза не попадешь? Всего два, понял? Береги их. Будешь стрелять в нас – придется душить своего приятеля голыми руками. У тебя два патрона и два часа, не забудь.
В трубке раздались короткие гудки. Олег Андреевич увидел, как чеченец сел в машину. Джип завелся, рыкнул двигателем и, объехав “Москвич” Зуева, скрылся за поворотом. Олег Андреевич проводил его взглядом, все еще держа телефонную трубку возле уха. Когда рокот двигателя затих в отдалении, он разжал пальцы, и пластмассовая трубка с негромким глухим стуком упала на землю. Зуев снова сел за руль, отыскал в бардачке обойму и со второй попытки сумел загнать ее в рукоять пистолета. Он чувствовал себя опустошенным, как кувшин, из которого наконец вылили прокисшее молоко. Страх ушел, испарился, и Олег Андреевич вдруг понял, что ему все равно. Он перешагнул черту, за которой инстинкт самосохранения имел какое-то значение.
Зуев запустил остывший за ночь двигатель и откинулся на спинку сиденья, давая машине прогреться. Он думал о Валиеве. О Валиеве, который втравил его в этот ужас, а сам остался в стороне. Сейчас он уже наверняка выехал на работу и подвозит очередного пассажира, а может быть, снова пудрит кому-нибудь мозги своими профсоюзными бреднями. У него широкие плечи и твердый подбородок, он ничего не боится, и все, что ему угрожает, – это быстрая и безболезненная смерть. Если его не застрелит Олег Андреевич Зуев, это непременно сделает кто-нибудь другой. Для Валиева это ничего не изменит, зато для Зуева будет иметь решающее значение. Теперь ему стало ясно, что идея создания профсоюза была не только губительной, но и бредовой от начала до конца. Каждый за себя, один Бог за всех – именно так обстояли дела в этом печальном мире, и Олег Андреевич больше не чувствовал в себе желания идти наперекор законам природы. Он хотел только одного: чтобы его оставили в покое. А Валиев… Что ж, разве не Валиев был виновником всех несчастий Олега Андреевича? Будет только логично, если он получит по заслугам. Что с того, что у Валиева семья? У Зуева тоже семья, и если он должен был о ком-то заботиться, то в первую очередь о ней, а не о близких какого-то Валиева, которых он даже никогда не видел.
Он включил передачу и медленно выехал из леса на шоссе. Темно-синий джип ждал его у поворота и, когда Олег Андреевич проехал мимо, открыто пристроился к нему сзади. Зуев бросил в его сторону беглый взгляд и сразу же забыл о нем, занятый собственными мыслями. Он проехал мимо поста ГИБДД, даже не позаботившись спрятать лежавший на соседнем сиденье заряженный пистолет. Его не остановили, и он горько улыбнулся, ведя машину в сторону Центра: его последняя попытка уклониться от неизбежного конца рухнула, оставшись никем не замеченной.
Он припарковался у Белорусского вокзала и, быстро поискав глазами, без труда нашел машину Валиева. Все шло как по-писаному, и на секунду он даже поверил, что у этой истории может быть хороший конец. Он вышел из машины и неторопливо зашагал в сторону перрона, до боли в суставах сжимая рукоять лежавшего в кармане пистолета.
67 
