— Уйди, дурак, — сквозь зубы сказал он дворняге. — По-человечески тебя прошу, уйди. Ведь хуже будет!
Как и следовало ожидать, бродячий пес не внял его увещеваниям. Напротив, различив в голосе человека мягкие, успокаивающие нотки и ошибочно приняв их за признак слабости, дворняга пошире расставила кривые ноги и разразилась злобным лаем. Глеб вынул из-за пояса пистолет и оттянул затвор. В последнюю секунду что-то заставило его немного отвести ствол в сторону. Пистолетный выстрел прозвучал в тишине, как щелчок пастушьего бича, пуля высекла из камня длинную бледную искру и с тошнотворным визгом рикошетом ушла в темноту. Собака тоже взвизгнула и испуганно отпрянула, тряся мордой, — очевидно, выбитая пулей каменная крошка попала ей в нос. Чтобы получше закрепить урок, Глеб выстрелил еще раз. Выстрел получился удачным, пуля с силой вышибла камень прямо из-под собачьей лапы. С трудом удержавшись на ногах, собака снова взвизгнула и, поджав хвост, неровной ковыляющей рысью ускакала в темноту.
Глеб присел и, светя себе фонариком, подобрал выброшенные отсечкой пистолета гильзы. Особой нужды в этом не было, ему просто хотелось еще немного потянуть время. Поймав себя на этом, Слепой решительно встал и подошел к торчавшему из осыпи страшному предмету.
Откуда-то из темноты доносилось отдаленное злобное рычание. Глеб поднял голову. В черном небе сияли звезды — крупные, яркие, какие бывают только в горах. Он вспомнил, как Арчил Гургенидзе однажды сказал, что горцы живут ближе к Богу. Это воспоминание вызвало на его лице горькую улыбку. Если Бог позволяет людям безнаказанно творить такое здесь, прямо у себя под носом, значит, ему и впрямь наплевать на земные дела…
Положив фонарик на камень так, чтобы он освещал место раскопок, Глеб принялся разгребать камни. Неприятный запах усиливался по мере того, как работа продвигалась вперед, и вскоре из-за него стало трудно дышать. Глеб вынул из кармана носовой платок и обвязал им нижнюю часть лица. Стало легче, но ненамного. Время от времени Слепой оглядывался по сторонам, опасаясь нападения собаки. Он знал, что без труда справится с ней, но одна мысль о том, что слюнявые желтые клыки могут коснуться его кожи, вызывала отвращение.
Камни глухо стучали, отлетая в сторону, и с шорохом ползли вниз по склону. Это была не самая легкая работа и далеко не самая приятная, но и она в конце концов подошла к концу. Завершив ее, Глеб взял в руку фонарик и осветил лежавшее на дне промоины тело.
То, что он увидел, показалось ему странным. Пулевое отверстие в виске и следы побоев на лице не вызывали удивления — скорее, было бы удивительно, если бы их здесь не оказалось. Но, вопреки ожиданиям Глеба, обнаруженный им труп принадлежал не бородатому горцу, не бомжу и не спасателю. При жизни этот мужчина, похоже, предпочитал вести сидячий образ жизни — этакий кабинетный интеллигент в первом поколении, потерявший форму, изнеженный и нескладный. Такому совершенно нечего было делать в горах, а вообразить себе этого типа подкладывающим взрывчатку и стреляющим из пистолета было вообще невозможно.
Морщась от запаха, Глеб снова положил фонарь на край ямы и принялся обшаривать карманы убитого. Как и следовало ожидать, в карманах ничего не было, если не считать дешевой пластмассовой расчески, в зубьях которой застряли клочья спутанных тонких волос. Вид этих прядей вызвал у Глеба новый приступ тошноты, но он справился с отвращением и, отбросив в сторону расческу, принялся тщательно прощупывать на покойнике одежду. Он не знал, что именно ищет, да и сомневался, что убийцы оставили ему хоть какую-то зацепку — в конце концов, времени на обыск у них было сколько угодно, — но продолжал упрямо искать, не желая оставлять ни одной упущенной возможности.
Неожиданно его пальцы нащупали за подкладкой пиджака какую-то плотную, свернутую несколько раз бумажку, на ощупь напоминавшую аккуратно сложенную купюру. Глеб едва не сплюнул от досады, решив, что отыскал пропущенную убийцей заначку. Сутки назад такая находка пришлась бы очень кстати, а теперь она не вызывала ничего, кроме раздражения. Впрочем, решив идти до конца, глупо было останавливаться на полпути. Стиснув зубы, Глеб обеими руками взялся за сырую подкладку и сильно рванул в разные стороны. Материя разошлась с негромким гнилым треском, Сиверов запустил пальцы в прореху, нащупал свернутую бумажку и вытащил ее на свет.
Это были вовсе не деньги, как ему показалось вначале. Не веря своей удаче, Глеб осторожно развернул отсыревшую, разбухшую бумажку и беззвучно засмеялся.