Последние отзывы

  38  

— Уже остыло, — сообщил он, небрежно вытирая палец о сырой мох. — У него действительно большая фора. Огромная.

— Как будто мы этого без тебя не знали, — проворчал Гриша. — Зря только в дерьме ковырялся.

— Навоз — не дерьмо, — наставительно заявил Вовчик. — Хочешь, палец оближу?

Некоторое время Глеб краем уха прислушивался к затеянной Вовчиком и Гришей дискуссии о сравнительных свойствах лошадиного и коровьего навоза, а потом сказал:

— Прошу прощения. Мне бы не хотелось лезть в командиры, но должен вам заметить, что вот такие ясные, четкие, хорошо различимые следы, как тот, по которому мы сейчас идем, часто служат отличным местом для засады.

Вовчик у него за спиной замолчал на полуслове, а рассудительный Гриша сказал вполголоса:

— Вот это верно.

Глеб не стал оглядываться. Он шел по следу, думая, не стоит ли ему на всякий случай развернуть этих специалистов по экскрементам в цепь, а самому пойти сторонкой, лесом, чтобы выйти предполагаемой засаде в тыл. Поразмыслив, он решил, что ничего этого делать не будет. Какая еще к дьяволу засада? Если бы кто-то всерьез хотел с ними покончить, они бы уже остыли — прямо в своих спальниках, не успев отойти от воздействия «медвежьей махорки». Кстати, что это за трава такая — медвежья махорка? Глеб о такой ни разу не слышал, хотя знание различных трав и кореньев входило в элементарный курс выживания. Но трава травой, а ждать засады, скорее всего, не стоило. Про засаду он сказал просто так, чтобы заткнуть рот не в меру болтливому Вовчику. Заткнул, и ладно, себя-то зачем обманывать? Нет здесь никакой засады и быть не может…

Горобец догнала его, пошла рядом, на ходу сильно отмахивая свободной рукой. Другая рука, правая, лежала поверх расстегнутой кобуры.

— Я должна перед вами извиниться, — сказала она.

— Не надо, Евгения Игоревна. Я все понимаю.

— Нет, не понимаете. Я очень… — Она обернулась, но Вовчик с Гришей уже отстали метров на десять — из деликатности, наверное, — а Тянитолкай вообще едва виднелся за деревьями. — Я очень любила… о господи, что я говорю! Я очень люблю своего мужа, — твердо закончила она, бросив на Глеба быстрый взгляд из-под низко надвинутого козырька. — Наверное, вас раздражает то, как я командую экспедицией. Вы, наверное, вообще не признаете начальников женского пола. Не знаю, может быть, вы и правы…

— Вы очень хороший начальник, — сказал Глеб, сам не зная толком, сколько в этих словах правды, а сколько лжи. — Только не надо нервничать. Обстоятельства почти всегда можно победить, но, в отличие от людей, перекричать их удается крайне редко. Почти никогда.

— Разве я кричу? — удивилась Горобец.

— Нет, конечно. Но вы отлично поняли, что я имел в виду. Некоторое время Горобец молча шла рядом, а потом сказала:

— Да. А знаете, вы непохожи на прапорщика. Чересчур умны. «Вот те на», — подумал Сиверов.

— Видите ли, Евгения Игоревна… — начал он.

— Можно просто Евгения, — перебила она.

— Видите ли, Евгения, — продолжал Глеб, ухитрившись сдержать улыбку, — прапорщик — это не диагноз, а воинское звание. Присваивается кадровым военнослужащим, которые по тем или иным причинам не получили высшего образования. Ведь вы же не станете утверждать, что каждый штатский без высшего образования — клинический дебил, а каждый обладатель институтского диплома, к тридцати годам не защитивший кандидатскую, — просто бездарь?

— Н-да, — озадаченно сказала «солдат Джейн». — Логика у вас просто железная. И все-таки мне трудно расстаться со своими предубеждениями. А может, вы вовсе и не прапорщик?

— Очень может быть, — серьезно сказал Глеб. — Только это бесполезный разговор. Что бы я вам сейчас ни ответил, вы все равно не будете знать, правду я говорю или беззастенчиво лгу. Тем более что в данный момент вам должно быть глубоко безразлично, прапорщик я или генерал-лейтенант.

— Пожалуй, — подумав, согласилась Горобец. — Ну и храните свою служебную тайну на здоровье!

— Благодарствуйте, — не удержался Глеб.

— Я просто хотела предложить мир. Кажется, нам без вас действительно не обойтись, и вообще…

— Принимается, — сказал Глеб. — Да вы не беспокойтесь, Евгения. Ничего страшного с нами не случится. Я обещал Корнееву привести вас обратно живыми и здоровыми, и я постараюсь выполнить обещание. Кроме того, это просто работа, которая меня кормит.

— Вы меня успокоили.

«Как мило мы беседуем, — подумал Слепой, непрерывно обшаривая взглядом частокол испятнанных лишайником стволов. — Прямо как в парке на прогулке. Я ее успокоил… Это очень хорошо, только вот самому мне успокаиваться рано, тем более что след этот ведет куда угодно, но только не в сторону поселка… Или этот Дерсу Узала, этот Сусанин, Вергилий этот доморощенный — словом, Пономарев — действительно знает короткий путь? Вот ведь сказочник! Я же ему вчера чуть было не поверил. То есть поверил я не в его сказки как таковые, а в то, что где-то в здешних краях действительно может скрываться маньяк, одичавший настолько, что вообразил себя каннибалом. А он, оказывается, просто сказки нам на ночь рассказывал, как малым детям…»

  38