20 
Ксения обрадовалась своей маленькой победе, потому что не поняла, как и почему это случилось на самом деле. Последнее объяснение состоялось без нее. Она пришла на площадку к последнему гейму, когда Женя уже имела матч-бол. Потому что победила она. Это было видно по лицу Германа, который молча собирал свои вещи.
— Когда я вернусь, чтобы тебя уже здесь не было, — сказала Женя, швырнув ему в лицо джинсы. — И ни одной из твоих мерзких вещей. Мразь. Черри, проследи.
Услышав, как хлопнула дверь, Ксения испуганно спросила:
— Что это с ней?
— Не знаю, — хмуро ответил Герман. — Черт, надо же, не подготовился! Не знаешь, где можно несколько дней пожить? Пока я сниму квартиру.
И Ксения послала его к своей приятельнице. И ошибочно засчитала себе выигранное очко.
0: 40
Почему-то у Черри Герман отказывался брать хотя бы один гейм. Ксения долго пыталась понять причину этой симпатии. Герман говорил ей, что они очень похожи. Сходные биографии, родительская любовь, доставшаяся их старшим братьям, невозможность жить в отчем доме, бедность, которую оба хорошо знали.
— Ты мне как сестра, — отшучивался он.
Но сестру он оберегал бы, а не втягивал в свои игры. Как сейчас, например, когда затащил в чужую спальню.
— Я пришла по делу. — Ксения подошла к магнитофону и выключила его. Хоть одной интимной деталью меньше. Томная музыка захлебнулась на какой-то жалобной ноте. Словно оборванная гитарная струна дзинькнула и еще несколько секунд вибрировала, раздражая слух.
— А мы чем здесь заняты? — хихикнула приятельница.
— Ладно, успокойся! — нахмурился Герман. — Это ты, Черри, их сюда послала?
— Милицию? Я.
— Правильно. А позвонить перед этим не могла?
— Герман, я…
— Все очень вовремя. Хорошо, что я был готов.
— Ты что, знал, что Женю убили?!
— Глупо скрывать. Конечно знал. Я был на стадионе. А у меня весьма примечательная внешность. Какая-нибудь дура вахтерша обязательно вспомнит и заложит. Как же! «Та-а-акой кра-а-асивый ма-ла-адой человек!» — пропел он.
Приятельница опять глупо хихикнула, и Герман зло на нее зыркнул. Ксения давно поняла, что он не дурак. Не в смысле, что учен или чересчур образован, а в простом житейском смысле. Как добыть денег и не попасться. Как решить проблему с Евгенией Князевой и опять же не попасться.
— И тебе не арестовали? — удивилась Ксения.
— За что? За то, что пришел посмотреть теннисный матч с участием своей любовницы?
— Бывшей любовницы. Я сказала следователю, что вы расстались, — упавшим голосом пробормотала Ксения. — Прости.
— Ничего. Все знают, что милые бранятся — только тешатся. Так, что ли, Черри? Что ж тут такого, если я пошел мириться?
— Как это мириться, Герман? — поднялась на локте женщина в алом белье. — А я? Разве мы не вместе собирались в Париж? Я и Виталика к матери отправила.
— Дура! — не выдержал Герман. — Кто меня сейчас пустит в Париж? С меня взяли подписку о невыезде. Я сейчас как собака на коротком поводке. Щелкаю зубами рядом с заветным куском мяса, а дотянуться не могу. Что это за странное завещание, Черри?
— Тебе разве сказали? — удивилась она.
— Спросили, знаю ли я суть завещания, оставленного Евгенией Князевой. Ха, завещание! Но это же полная чушь, так?
— Почти. Все поделить между мною и тем «шуриком», который ее больше всех любил. Последнее именно я должна засвидетельствовать.
— А если это определить невозможно? — осторожно спросил Герман. — Что за величина такая призрачная — любовь?
«Да, он явно не дурак». Сразу уловил суть. Ксения была уверена, что следующий вопрос Германа будет о том, много ли на счету Евгении Князевой денег. Про трехкомнатную квартиру, дачу гараж и две машины он уже знал.
— Я тоже так думаю. Насчет того, что лучше будет все поделить, — сказала она.
— Между кем?
— Между вами всеми. — Действительно, как и чем можно измерить любовь?
— А много нас всех было? — поинтересовался Герман.
— Шестеро.
— Черт побери! Где сейчас все эти «шурики»? Я даже предшественника своего не знаю!
— Я знаю. Почти всех… Герман, ты ее не убивал?
— Черри, это не имеет никакого значения. Думаешь, им будет легко это доказать? Ножом, в толпе. Тухлое дело. А вдруг это был маньяк? Разозленный поклонник поверженной соперницы. Такое ведь бывало, а?
— Она же перед смертью сказала…
20 
