Исхаламов со своим ближайшим окружением расположился в домике в самом центре деревни, окруженном пятью другими мазанками и большим сараем, куда жители селения загоняли на ночь овец. Обойдя посты, полевой командир некоторое время курил, присев на чурбак у стены дома, а потом вошел внутрь и больше не появлялся.
Кроме часовых, разведчики насчитали еще пятнадцать боевиков — отряд Исхаламова, как по всему выходило, поредел гораздо сильнее, чем предполагалось.
Прорыв из окружения под каким-то там чеченским городишком стоил ему изрядного количества солдат — когда-то численность отряда Исхаламова достигала четырех сотен человек.
Чуть больше двадцати человек — вот и все, что теперь осталось от него.
Вскоре всякое движение в селении прекратилось. Только часовые курили, мужественно сражаясь со сном в ожидании смены. Предусмотрительно выждав на всякий случай еще полчаса, Окорок передал Деду, что все спокойно. После этого оставшаяся часть группы, сделав крюк, чтобы наверняка исключить возможность обнаружения, вышла из своего укрытия и подобралась к разведчикам.
Перед тем как разрабатывать план захвата Исхаламова, Дед вышел на связь с Центром, чтобы доложить обстановку — этого потребовал Алексеев во время прошлого сеанса связи. Дикий распаковал станцию, и командир “охотников”, надев наушники, придвинул к губам тонкий усик микрофона.
Сообщив предполагаемое количество боевиков Алексееву, Дед выслушал его ответ и нахмурился. Затем, словно с неохотой, проговорил:
— В селении есть мирные жители. Что с ним делать?
Панкрат, сидевший на корточках совсем рядом с Дедом, увидел, как тот непроизвольно дернул щекой.
— Вас понял, — глухо произнес командир. — Приступаю к выполнению боевой задачи… Конец связи.
Стянув с головы наушники, он выключил станцию и подождал, пока Дикий снова упакует ее в свой рюкзак. Потом повернулся к сидевшим вокруг него “охотникам”. Собрались все, за исключением Окорока и Пули — те продолжали наблюдение.
— Задача меняется, — с каменным выражением лица сообщил он. — Ввиду малочисленности обнаруженного отряда нам приказано его уничтожить. Но Исхаламова по-прежнему нужно взять живым.
"Охотники” внешне никак не отреагировали на изменение планов. Они находились в полном распоряжении Центра, то бишь Алексеева, к тому же… К тому же, почти у каждого уже возникла подобная мысль. Суворин заметил, как загорелись глаза Хирурга — он, несомненно, уже предвкушал пополнение своей коллекции.
— Что с местными? — не утерпел Абрек. — Какие распоряжения дал Центр?
Дед метнул на грузина короткий пристальный взгляд.
— Жителей деревни приказано воспринимать как вероятных противников, — негромко, но так, что расслышали все, произнес он, чеканя каждое слово. — То есть уничтожить при малейших признаках сопротивления.
Абрек хмыкнул.
— Стреляем по всему, что движется, короче, — резюмировал он.
По лицу Деда было видно, что такая формулировка ему неприятна, но он промолчал.
— Я понимаю, — наконец медленно произнес командир. — Вы все молоды, все рветесь в бой. Вам не терпится пустить кровь этим… — он запнулся. — Но запомните одно: солдат — не убийца. Поэтому мы не будем забрасывать дома гранатами.
— А жаль, — встрял Хирург, скептически поджав губы. — Это и надежнее, и экономнее…
Дед, недовольный тем, что его прервали, поднял на “охотника” холодные глаза, и тот сразу же умолк, стушевавшись.
— Пойдем тихо, — продолжил Дед. — Это приказ. Часовых снимаем синхронно, по моей команде. Потом разделяемся — одна группа занимается Исхаламовым, вторая блокирует дома. Первую возглавлю я лично…
* * *
Обойдя селение с трех сторон, “охотники” залегли, выжидая и присматриваясь к часовым. Обстановка практически не изменилась. Только один боевик, обкурившись “травой”, задремал, прислонясь к валуну.
Ночь выдалась самая что ни на есть благоприятная — безлунная. В редких разрывах туч серебряными искорками блестели звезды, неспособные своим слабым светом разогнать укутавшую селение тьму. Ее освещали лишь сполохи костров, которые жгли часовые, но дальше, за кругами отбрасываемого пламенем света, ничего нельзя было разглядеть. Унялся дождь и несколько поутих ветер. Над сырой землей стлался густой туман, увеличивая шансы “охотников” подобраться к селению незамеченными.
Панкрат ощущал, как с каждой минутой им все больше и больше овладевает азарт предстоящей схватки. Не тот азарт игрока-любителя, от которого учащается сердцебиение и начинают дрожать руки, нет, этот азарт был другой природы. Он отрезвлял сознание и упорядочивал мысли, заставляя все органы чувств воспринимать окружающее с необычайной отчетливостью, на пределе своих возможностей. Азарт, знакомый лишь профессионалам. Охотничий азарт умного, расчетливого, жестокого зверя по имени “человек”.